Витязь в барсовой шкуре   ::   Руставели Шота

Только в том любовь достойна, что, любя, тревожно, знойно,

Пряча боль, проходит стройно, уходя в безлюдье, в сон,

Лишь с собой забыться смеет, бьется, плачет, пламенеет,

И царей он не робеет, но любви — робеет он.

Связан пламенным законом, как в лесу идя зеленом,

Не предаст нескромным стоном имя милой для стыда.

И, бежа разоблаченья, примет с радостью мученья,

Все для милой, хоть сожженье, в том восторг, а не беда.

Кто тому поверить может, что любимой имя вложит

В пересуды? Он тревожит — и ее, и с ней себя.

Раз ославишь, нет в том славы, лишь дыхание отравы.

Тот, кто сердцем нелукавый, бережет любовь, любя.

Той, чей голос — звон свирели, нить свивая из кудели,

Песнь сложил я, Руставели, умирая от любви.

Мой недуг — неизлечимый. Разве только от любимой

Свет придет неугасимый, — или, Смерть, к себе зови.

Сказку персов, их намеки, влил в грузинские я строки.

Ценный жемчуг был в потоке. Красота глубин тиха.

Но во имя той прекрасной, перед кем я в пытке страстной,

Я жемчужин отсвет ясный сжал оправою стиха.

Взор, увидев свет однажды, преисполнен вечной жажды

С милой быть в минуте каждой. Я безумен. Я погас.

Тело все опять — горенье. Кто поможет? Только пенье.

Троекратное хваленье— той, в которой все — алмаз.

Что судьба нам присудила, нам должно быть это мило.

Неизменно, чтоб ни было, любим мы родимый край.

У работника — работа, у бойца — война забота.