JК
Жомон, остановка 51 минуту :: Сименон Жорж
Страница: 16 из 16С минуты на минуту он может открыть чемоданы своей спутницы, чтобы забрать оттуда акции… Вот почему Лена Лейнбах сначала в Льеже, а потом в Намюре и Шарлеруа пытается сойти с поезда и исчезнуть по-английски…
Он ей доверяет? Догадывается о чем-то? Попросту влюблен? Так или иначе, он неусыпно следит за женщиной, и это начинает выводить ее из себя, ведь в Париже он неизбежно обнаружит кражу…
А может быть, уже и на французской границе: здесь ему нет никакой причины прятать свои акции, и он поднимет двойноедно. Томас Хауке тоже осознает это…
— И убивает Брауна? — задал вопрос Виншон.
— Убежден, что нет. Если бы Хауке поднялся, кто-то из попутчиков обязательно заметил бы это. Мне кажется, что Брауна убили тогда, когда ты вошел в первый раз и объявил: «Приготовьте, пожалуйста, паспорта…»
Тут все повскакали с мест в темноте, с заспанными глазами… И только у Лены Лейнбах был предлог подойти к Брауну вплотную — она должна была открыть свои чемоданы; я убежден, что именно в этот момент…
— Но булавка?..
— Ищи! — проворчал Мегрэ. — Может, это была брошь… Если бы эта женщина не наткнулась на такого типа, как ты, который велел раздеть покойника, то долгие часы все считали бы смерть естественной… Это ты накачал нам на шею все неприятности… Теперь выпутывайся, как знаешь… Убеди Лену в том, что Бебельманс заговорил, скажи Бебельмансу, что Хауке попался на крючок, — используй, короче, все старые трюки…
Он пошел выпить кружку пива, и Виншон последовал указаниям дяди. Старые трюки не подвели. Не подвели они большей частью потому, что у Лены Лейнбах к шляпке была приколота огромная бриллиантовая брошь в форме стрелы, и Пополь, как называла его мадам Мегрэ, показал на нее пальцем и заявил:
— Теперь вы не сможете отпираться… Там, на булавке, — кровь…
Это была ложь! Но женщина впала в истерику и созналась.
Он ей доверяет? Догадывается о чем-то? Попросту влюблен? Так или иначе, он неусыпно следит за женщиной, и это начинает выводить ее из себя, ведь в Париже он неизбежно обнаружит кражу…
А может быть, уже и на французской границе: здесь ему нет никакой причины прятать свои акции, и он поднимет двойноедно. Томас Хауке тоже осознает это…
— И убивает Брауна? — задал вопрос Виншон.
— Убежден, что нет. Если бы Хауке поднялся, кто-то из попутчиков обязательно заметил бы это. Мне кажется, что Брауна убили тогда, когда ты вошел в первый раз и объявил: «Приготовьте, пожалуйста, паспорта…»
Тут все повскакали с мест в темноте, с заспанными глазами… И только у Лены Лейнбах был предлог подойти к Брауну вплотную — она должна была открыть свои чемоданы; я убежден, что именно в этот момент…
— Но булавка?..
— Ищи! — проворчал Мегрэ. — Может, это была брошь… Если бы эта женщина не наткнулась на такого типа, как ты, который велел раздеть покойника, то долгие часы все считали бы смерть естественной… Это ты накачал нам на шею все неприятности… Теперь выпутывайся, как знаешь… Убеди Лену в том, что Бебельманс заговорил, скажи Бебельмансу, что Хауке попался на крючок, — используй, короче, все старые трюки…
Он пошел выпить кружку пива, и Виншон последовал указаниям дяди. Старые трюки не подвели. Не подвели они большей частью потому, что у Лены Лейнбах к шляпке была приколота огромная бриллиантовая брошь в форме стрелы, и Пополь, как называла его мадам Мегрэ, показал на нее пальцем и заявил:
— Теперь вы не сможете отпираться… Там, на булавке, — кровь…
Это была ложь! Но женщина впала в истерику и созналась.