Рукопись, найденная в ванне   ::   Лем Станислав

Едва рюмки успевали наполниться, как их уже требовалось выпить, словно в этом было что-то неотложное, словно в любую минуту эту столь неожиданную, импровизированную пирушку что-то могло прервать.

Странным казалось также и чрезмерное оживление этих людей, которое никак не объяснялось несколькими выпитыми рюмками.

– Что это за торт? Прованский? – спрашивал с набитым ртом толстый.

– Хе-хе, прованский, – ответил ему Баранн.

Крематор хохотал, неся всякий вздор: шутки, прибаутки, пьяные присловья.

– Твое здоровье, Бараннина, и твое, труполюб! – проревел толстый.

– Танатофилия – это влечение к смерти, а не к умершим, невежда, – отрезал крематор.

Вскоре разговаривать стало совершенно невозможно. Даже крики тонули в общем хаосе. Тост следовал за тостом, приглашение за приглашением. Я пил охотно, поскольку остроты и шутки моих собеседников казались мне до невозможности плоскими, и я старался утопить в вине мое омерзение и отвращение. Баранн, заходясь фальцетом, под собственное визгливое пение демонстрировал, вышагивая по салфетке сладострастно выгнутыми пальцами, танец пьяной пары, крематор то хлестал водку стаканами, то швырял огурцами в молодого человека, который не очень-то от них уклонялся. Толстый же ревел, как буйвол:

– Гуляй, душа! Ой-ля-ля!

– Гуляй! Эге-гей! – вопили в ответ ему.