Человек Чубайса   ::   Прашкевич Геннадий

Узким коридорчиком, в котором пахло подгорелым маслом и мытыми овощами, я попал на просторную кухню. Посудомойка понимающе кивнула:

- У себя, у себя сам-то...

И хорошо, что у себя, подумал я, неторопливо поднимаясь по винтовой лесенке в правую башенку "Брассьюри". Не знаю, чего хотел я от Кости Воронова, скорее, о Шурке не хотел думать.

А в башенке оказалось не тесно.

Стояли там тяжелый металлический сейф (как только его втащили по такой лесенке?), простой письменный стол, короткий диванчик и два жестких стула. На диванчике боком ко мне расположился бывший таксист. Он внимательно читал газету и не сразу меня услышал. На столе дымилась чашка кофе. Но услышав меня, Воронов вскочил, как ужаленный.

- Чего вскидываешься? Ствол есть?

Он непонимающе заморгал. Толстая морда бывшего таксиста побагровела. Какой к черту ствол? У него даже руки дрожали, когда он бросил газету.

- В интересное время живем, - заметил я, оглядываясь и демонстративно держа руку в заднем кармане брюк. - Куда ни ткнись, везде удивительное. Окликнешь человека, пугается.

И спросил:

- Ты почему так рано в кафе?

- Совсем не рано, - в глазах Воронова метались тени страха. - Я всегда так прихожу.

- Зачем?

Вопрос не предполагал ответа.

Воронов так и понял, прижал руку к груди:

- Сердце пошаливает...

- Чтобы сердце не пошаливало, веселиться надо, - подсказал я. Не интересно было говорить с Вороновым.