Бедные люди   ::   Достоевский Федор Михайлович

Я помню, что я покраснела до ушей и чуть не

со слезами на глазах стала просить его успокоиться и не обижаться нашими

глупыми шалостями, но он закрыл книгу, не докончил нам урока и ушел в свою

комнату. Я целый день надрывалась от раскаяния. Мысль о том, что мы, дети,

своими жестокостями довели его до слез, была для меня нестерпима. Мы, стало

быть, ждали его слез. Нам, стало быть, их хотелось; стало быть, мы успели

его из последнего терпения вывесть; стало быть, мы насильно заставили его,

несчастного, бедного, о своем лютом жребии вспомнить! Я всю ночь не спала от

досады, от грусти, от раскаяния. Говорят, что раскаяние облегчает

душу,напротив. Не знаю, как примешалось к моему горю и самолюбис. Мне не

хотелось, чтобы он считал меня за ребенка. Мне тогда было уже пятнадцать

лег.

С этого дня я начала мучить воображение мое, создавая тысячи планов,

каким бы образом вдруг заставить Покровского изменить свое мнение обо мне.

Но я была подчас робка и застенчива; в настоящем положении моем я ни на что

не могла решиться и ограничивалась одними мечтаниями (и бог знает какими

мечтаниями!). Я перестала только проказничать вместе с Сашей; он перестал на

нас сердиться; но для самолюбия моего этого было мало.

Теперь скажу несколько слов об одном самом странном, самом любопытном и

самом жалком человеке из всех, которых когда-либо мне случалось встречать.