Бедные люди   ::   Достоевский Федор Михайлович

И потом

безмолвно, покорно брал свою шинельку, шляпенку, опять потихоньку отворял

дверь и уходил, улыбаясь через силу, чтобы удержать в душе накипевшее горе и

не выказать его сыну.

Но когда сын примет, бывало, отца хорошо, то старик себя не слышит от

радости. Удовольствие проглядывало в его лице, в его жестах, в его

движениях. Если сын с ним заговаривал, то старик всегда приподымался немного

со стула и отвечал тихо, подобострастно, почти с благоговением и всегда

стараясь употреблять отборнейшие, то есть самые смешные выражеьия. Но дар

слова ему не давался: всегда смешается и сробеет, так что не знает, куда

руки девать, куда себя девать, и пос28 ле еще долго про себя ответ шепчет,

как бы желая поправиться. Если же удавалось отвечать хорошо, то старик

охорашивался, оправлял на себе жилетку, галстух, фрак и принимал вид

собственного достоинства. А бывало, до того ободрялся, до того простирал

свою смелость, что тихонько вставал со стула, подходил к полке с книгами,

брал какую-нибудь книжку и даже тут же прочитывал что-нибудь, какая бы ни

была книга. Все это он делал с видом притворного равнодушия и хладнокровия,

как будто бы он и всегда мог так хозяйничать с сыновними книгами, как будто

ему и не в диковину ласка сына. Но мне раз случилось видеть, как бедняк

испугался, когда Покровский попросил его не трогать книг.