JК
Белое и черное :: Шевченко Лариса Яковлевна
Страница: 111 из 199Ина беду скандальная тетка появилась. Все молчали, а эта завелась:
– Отстояла у станка ночную смену, да еще из-за этих пацанов домой поздно доберусь. А у меня хозяйство, огород, дети.
– У всех дети, – добродушно заметил мужчина в замасленной фуфайке.
Женщина распалилась еще больше:
– Помолчал бы. Ты же спать сейчас завалишься. А твоя жена, небось, как и я, вторую смену ишачить будет на кухне.
– Охолонь. За что боролись, на то и напоролись, – усмехнулся тот, что в фуфайке.
– Не трогай женщину. Видишь, неймется ей. Может, не здорова. Ведь они, особо если есть малые дети, в три смены вкалывают: на работе, по хозяйству, да еще ночью с грудными дитями, – вступился старик.
Мужчины замолчали. Женщина тоже затихла. То ли спокойный голос защитника, то ли его здравые мысли и сочувствие осадили в ней бунтарство, как дрожжевое тесто холод….
Я ни во что не вмешиваюсь. Не имею права оставлять семью без хлеба.
Народу еще мало, человек тридцать. Видно со смены основной поток не пошел. Сзади меня встал пожилой человек. Слава богу, один подошел. Я теперь вроде бы чья-то дочь. А когда сразу много детей подходит, то рабочие начинают сердито выяснять родство. Внимательно разглядываю продавщицу. Какое у нее сегодня настроение? Боюсь, чтобы кто-нибудь неосторожным словом не спугнул, не испортил его. Буфетчица прекрасно знает всех рабочих, и когда ее разозлят, вышибает пришлых. Прислушиваюсь к разговорам людей, со страхом ловлю резкие нотки.
– Отстояла у станка ночную смену, да еще из-за этих пацанов домой поздно доберусь. А у меня хозяйство, огород, дети.
– У всех дети, – добродушно заметил мужчина в замасленной фуфайке.
Женщина распалилась еще больше:
– Помолчал бы. Ты же спать сейчас завалишься. А твоя жена, небось, как и я, вторую смену ишачить будет на кухне.
– Охолонь. За что боролись, на то и напоролись, – усмехнулся тот, что в фуфайке.
– Не трогай женщину. Видишь, неймется ей. Может, не здорова. Ведь они, особо если есть малые дети, в три смены вкалывают: на работе, по хозяйству, да еще ночью с грудными дитями, – вступился старик.
Мужчины замолчали. Женщина тоже затихла. То ли спокойный голос защитника, то ли его здравые мысли и сочувствие осадили в ней бунтарство, как дрожжевое тесто холод….
Я ни во что не вмешиваюсь. Не имею права оставлять семью без хлеба.
Народу еще мало, человек тридцать. Видно со смены основной поток не пошел. Сзади меня встал пожилой человек. Слава богу, один подошел. Я теперь вроде бы чья-то дочь. А когда сразу много детей подходит, то рабочие начинают сердито выяснять родство. Внимательно разглядываю продавщицу. Какое у нее сегодня настроение? Боюсь, чтобы кто-нибудь неосторожным словом не спугнул, не испортил его. Буфетчица прекрасно знает всех рабочих, и когда ее разозлят, вышибает пришлых. Прислушиваюсь к разговорам людей, со страхом ловлю резкие нотки.