JК
Белое и черное :: Шевченко Лариса Яковлевна
Страница: 62 из 199Одна корова нехотя повернула голову и как-то странно тяжело вздохнула. Изнутри вырвался глухой, как из подвала, жалкий стон.
– Буренушки, вставайте! – завопил Митюня. – Вставайте милые! Пошли, пошли отсюда!
Он по очереди подбегал к каждой, тащил за рога, хлопал по загривку. Но коровы не шевелились. Митя сел на влажный мох и застыл. Медленно всплывали в памяти слова старого пастуха:
– Корова-дура. Это тебе не благородная лошадь. Она не имеет меры в еде. Если до сахарной свеклы доберется, то будет жрать до тех пор, пока не разопрет ее, а потом сдохнет.
Он тогда еще поинтересовался:
– А спасти можно?
– Можно. Нельзя позволять скотине лежать, гонять ее надо по полю, кнута не жалеючи. А вот если травы-чемерицы случайно съест, ох и кричит тогда бедная, как ребенок жалостливо плачет.
– И что делать?
– На бога одна надежда. Если мало съела – переболеет и выживет….
«Не кричат коровы, значит, не чемерица, – заторможено думал Митя, – и бока не вздуты. Может, занемогли, потому что клеверу объелись на соседнем поле? Все равно их надо к стаду гнать».
Встал, легонько прошелся кнутом по спинам коров. Никакой реакции. Посильнее хлестнул. Шевельнулись две. Подскочил к третьей. Дышит тяжко. «Что дома скажу? Отец прибьет? Не расплатимся за всю жизнь. Что хозяева сделают со мной?» – горестно взвыл Митя.
От страха, что было сил, начал стегать буренушек. Не в запале, по нужде. Долго стегал. И за рога тащил, и целовал слюнявые морды, и плакал, и уговаривал.
– Буренушки, вставайте! – завопил Митюня. – Вставайте милые! Пошли, пошли отсюда!
Он по очереди подбегал к каждой, тащил за рога, хлопал по загривку. Но коровы не шевелились. Митя сел на влажный мох и застыл. Медленно всплывали в памяти слова старого пастуха:
– Корова-дура. Это тебе не благородная лошадь. Она не имеет меры в еде. Если до сахарной свеклы доберется, то будет жрать до тех пор, пока не разопрет ее, а потом сдохнет.
Он тогда еще поинтересовался:
– А спасти можно?
– Можно. Нельзя позволять скотине лежать, гонять ее надо по полю, кнута не жалеючи. А вот если травы-чемерицы случайно съест, ох и кричит тогда бедная, как ребенок жалостливо плачет.
– И что делать?
– На бога одна надежда. Если мало съела – переболеет и выживет….
«Не кричат коровы, значит, не чемерица, – заторможено думал Митя, – и бока не вздуты. Может, занемогли, потому что клеверу объелись на соседнем поле? Все равно их надо к стаду гнать».
Встал, легонько прошелся кнутом по спинам коров. Никакой реакции. Посильнее хлестнул. Шевельнулись две. Подскочил к третьей. Дышит тяжко. «Что дома скажу? Отец прибьет? Не расплатимся за всю жизнь. Что хозяева сделают со мной?» – горестно взвыл Митя.
От страха, что было сил, начал стегать буренушек. Не в запале, по нужде. Долго стегал. И за рога тащил, и целовал слюнявые морды, и плакал, и уговаривал.