Пробуждение   ::   Шевченко Лариса Яковлевна

– А почему у вас не вся голова седая, как у деда Васи, а только одна прядка? – полюбопытствовал маленький Сергуня.

– Дедушка сед от возраста, а я шестнадцатилетним мальчишкой ужас смерти в несколько секунд осознал. В блиндаже нас трое лежало. Дверь взрывом снаряда вышибло. И вдруг граната влетела. Как раз между мной и командиром шлепнулась. И давай крутиться. Я онемел, окаменел. Она вращается, а я смотрю на нее, будто загипнотизированный, и только мысли по кругу: «Конец…. Мама…. Солнца не увижу…. Мама….Конец». Командир был поопытнее, двадцать ему стукнуло. Первым пришел в себя, схватил гранату и швырнул в проем. Она тут же взорвалась. Смотрю, а он весь седой…. Только лицо серое и глаза круглые, выпученные…. – задумчиво объяснил врач, осторожно передвигая руками искореженную снарядом ногу.

– Что же ты, Маша, молчишь? Тоже ведь хлебнула лиха, – обратился Антон Петрович к молодой женщине, скромно сидевшей на краю лавочки с покорно сложенными на коленях руками.

– На всех беды хватило. Не воевала я. На трудовой фронт была мобилизована.

– Расскажите, Марья Даниловна, пожалуйста, – прошу я.

– Шестнадцать мне в ту зиму исполнилось. Рыли мы котлованы. Ломами и кувалдами долбили мерзлую землю. Подруге моей двадцать три года было. В их семье мамалыги всем хватало. А я иду на работу, – в доме ничего нет, приду назад – тоже ничего. Работала рядом с подругой. Обидно, горько мне было, что Зиночка большие куски ломом откалывает, а я маленькие. А что я могла поделать? Ударю и держусь за лом. Коленки от слабости дрожат.