Пробуждение   ::   Шевченко Лариса Яковлевна

Но дядя Володя сделал вид, что не понимает иронии, и продолжал выпрашивать у матери «рюмашечку»на опохмел. Он всегда был настырным и бестактным. Одним словом: забубенный.

Мужчины безжалостно и остроумно «отбрили» лодыря и пропоицу. Он помыкался у плетня, а потом высказал очередную гнусность, и торопливо скрылся, провожаемый дружным смехом односельчан. Испугался, что мужики навешают ему тумаков.

Чем богаты, тем и рады, – пригласила мать работников к столу. Мужчины, поглядывая на своих жен, пили в меру. Женщины сначала наравне с ними «звенели», а потом отставили рюмки, потому что им еще управляться по хозяйству.

Мама моей подружки Вали запела незнакомую народную сердечную песню. Три дочки ей подпевали. Потом мужчины вступили низкими голосами. Женщины снова поддержали высокими, звонкими. Красиво пели. Волнами. Никогда не слышала, чтобы простую крестьянскую песню на разные голоса с подхватами, переходами и перекатами пели. Потом тетя Оля задумчиво выводила раздумчиво-грустную, долгую, как зимний вечер. Мелодия плакала надрывной, невыносимо жалостливой тоской. «Как поет Ольга! Будто, маленькими бубенчиками позванивает!» – восхищался сосед дядя Антон.

Мне понравилось, что за весь день я не услышала ни одного матерного, даже грубого слова. И беседа за столом велась хорошая: ни злословили, ни сплетничали, а деловито говорили об урожае, о политике, о здоровье. Тетя Ксения, Зоина мама, встрепенулась:

– Пора и честь знать. В гостях хорошо, только домой идти надобно. Павлуша, покажи пример.

Двор опустел.