Лестница надежд   ::   Шевченко Лариса Яковлевна

Правда, последнее время меня стали больше интересовать размышления Льва НиколаевичаТолстого, и еще Достоевского. Ох, и умные! Лермонтова обожаю до потери пульса. В нем слились воедино: неожиданность, бунтарство, трагизм. В этом его прелесть. Он бы меня понял! Представляешь, описывал мучения души легким дыханием строк. Соединял, казалось бы несоединимое. Потому, что талантлив. А Чехов любую проблему сжимал как шагреневую кожу. В несколько строчек мог запихнуть огромный смысл. Но для меня он пока слишком серьезен и сух, поэтому кажется скучным. Не доросла я до его понимания.

Мне кажется, в писателях, помимо всего прочего, важна несхожесть. И чтобы через века не постарели их произведения, как пьесы Шекспира. У гениальных произведений нет срока давности. И память о великих подвигах и талантливых людях бесконечна. Интересно, Лермонтов входит в их число? Хотелось бы.

Лена слушала молча.

– Меня опять занесло? – опомнилась я.

– Нет, хорошо говоришь.

– Не шутишь?

– Мы Сашей тоже так думаем. Жаль, что нет книжек про нас. Вот если бы кто-нибудь про мою жизнь так написал, чтобы такое никогда-никогда не повторилось с другими детьми, – грустно пожелала Лена.

Я помедлила, и все же решилась быть откровенной до конца.

– Одной тебе раскрою мой самый большой секрет: я мечтаю написать про таких, как мы. Я даже слово себе дала и когда-нибудь обязательно сдержу его, – скрывая смущение, прошептала я.

– Поклянись! – вдруг резко, напористо вскрикнула Лена и спохватилась, заговорив извиняющимся тоном.