Время Желаний   ::   Могилевцев Сергей

Как, в сущности, это страшно, когда палачом может быть кто угодно, включая розовощеких румяных детей, которые, повзрослев, станут начальниками тюрем, жандармами, экзекуторами и доносчиками, а если и не станут, то будут искренне голосовать за смертную казнь, и по возможности прилюдную и публичную, как в твоем частном случае. Быть может, они сейчас и собрались здесь, чтобы посмотреть на казнь очередного преступника, то есть тебя, которого им абсолютно не жалко, более того, – посмотреть на казнь, которую они сладострастно ждут, еле-еле сдерживая свое нетерпение, и только лишь для маскировки зевая и стыдливо отводя глаза в сторону? Казнь в присутствии сытых и хорошо одетых обывателей, на свежем воздухе, в погожий весенний денек, у моря, под звуки доносящейся веселой музыки, ввиду восточных торговцев, раздувающих свои мангалы и уже начинающих жарить на них шашлыки, с которых вниз на огонь и угли, уже стекают нетерпеливые капли свежего жира. Казнь, как развлечение, как способ взбодрить ленивые нервы, пресыщенные скучной жизнью в дремучей провинции, и не способные уже реагировать на обычные раздражители, вроде измены жены или мужа, мелкие кражи, крупные мошенничества, пожары, скоропостижные смерти, похороны, крестины и ежедневные поминки. Казнь, как сладкая конфета во рту, прожевав которую, можно идти дальше, переключив внимание на что-то другое. Казнь, как часть окружающего пейзажа.

Фотограф опять призывно машет рукой, приглашая сделать фото на память. Возможно, это ему поручили. Фотография преступника в окружении по-весеннему разряженных зрителей на фоне помоста, палача, и большого, хорошо отточенного топора.