Грация и Абсолют   ::   Гергенрёдер Игорь

Она напомнила о сатанинском вечере на даче, о том, как старый циник, сыграв на её сострадании к парню, заставил её принять условия, а парень сразу после этого понёсся за Енбаевой, натопил для неё и для себя баню… Как хотелось найти самые обидные, самые уязвляющие слова, в то время как она видела себя перед баней с приоткрытой дверью в сенцы и слышала доносящиеся звуки… Кончился день, минула ночь, а слов, какие удовлетворили бы её, не нашлось. На работе наклонившись над листом бумаги, она написала: «Ты дрянь. То, что у тебя теперь есть, даже слишком хорошо для тебя».

Уже через пять минут после того, как она бросила конверт в ящик, ей стало худо: пересолила, и он не ответит… Страсть побольнее обидеть его уступала силе тяги к нему. И теперь приходилось страдать сутки, вторые, третьи… И до чего натянулись нервы, когда она взбежала по ступеням в почтовое отделение, так и слыша: «Вам ничего нет».

Письмо было. «Любимая, милая, ты во всём права! Хочешь добить меня, добей, если не веришь, что мы можем встретиться и сами распорядиться собой… – далее Виктор омывал ненаглядную самой трогательной нежностью, которой отвёл более страницы, а затем заявлял: – На паскудника можно надеть намордник, и я это сделаю, только бы ты была вместе со мной против него. Будешь?» Её ответ занял на листке немного места: «Да. Пиши мне».

И Можов поделился с ней замыслом. Известно, что Лонгин Антонович отличился, воюя в партизанском отряде. Однако он никогда об этом не рассказывает, разве что когда его прижмёшь, отделается скупой фразой. Алик должна помнить: в день их знакомства, за обедом, он не захотел двух слов сказать, как воевал. Он предложил: «Выпьем за псковские леса!» И покончил с темой. А ещё до встречи с Аликом был случай.