JК
Грация и Абсолют :: Гергенрёдер Игорь
Страница: 315 из 439Косить траву косой для личных животных воспрещалось! Как бы слишком не разжирела личная-то овца – как бы семья крестьянская без кормильца (на фронте кормилец) не переела жирного!
Самый махровый фашист додумался бы до такого?.. И ничего – терпели, подличали. Зато уж немцев проклинали!
Лонгин Антонович разъярился:
- И возненавидел же я эту хуету! Нет более меткого словечка. Обозначена не просто низовая масса, из низов при любом строе поднимались самородки. Но хуетой народ назвал ту массу безликих, из которой, при нормальных условиях, не поднимаются. Именно ей большевики отдавали чужие места. Не зря бытовало в народе при вести о новоявленном герое: «Как родина тебя подняла, пусть так же и опустит!» – не глядя под ноги, он широко шагал в долинку.
Поспевая за ним, Алик несмело побежала по скользкой тропинке и упала б – не схватись крепко за его плечи. Он повернулся, они прижались друг к другу. «До чего волнует его то далёкое! колхозы, псковские люди, Сталин!.. – думала она. – Как же это всё намучило его, если он и сейчас от этих вопросов – будто ужаленный?»
Все, кого она знает, никогда не говорили бы о чём-либо подобном. Её родители, строящий из себя сноба Гаплов, актёр Данков, другие знакомые – беспокоят кого-то из них хоть изредка мысли о сталинском терроре? Она не помнила ни одного разговора на эту тему.
А расскажи им о прошлом профессора – о! все принялись бы вопить: «Он предатель! Продался фашистам!» Их сжирала бы лютая зависть: был фабрикантом! загребал деньги! немцы его уважали!.. Она перебирала в уме знакомых: кто не облил бы его грязью? Не нашлось никого – и тогда она поняла: он прав, во всём прав! И в эту минуту, как и он, возненавидела хуету.
Самый махровый фашист додумался бы до такого?.. И ничего – терпели, подличали. Зато уж немцев проклинали!
Лонгин Антонович разъярился:
- И возненавидел же я эту хуету! Нет более меткого словечка. Обозначена не просто низовая масса, из низов при любом строе поднимались самородки. Но хуетой народ назвал ту массу безликих, из которой, при нормальных условиях, не поднимаются. Именно ей большевики отдавали чужие места. Не зря бытовало в народе при вести о новоявленном герое: «Как родина тебя подняла, пусть так же и опустит!» – не глядя под ноги, он широко шагал в долинку.
Поспевая за ним, Алик несмело побежала по скользкой тропинке и упала б – не схватись крепко за его плечи. Он повернулся, они прижались друг к другу. «До чего волнует его то далёкое! колхозы, псковские люди, Сталин!.. – думала она. – Как же это всё намучило его, если он и сейчас от этих вопросов – будто ужаленный?»
Все, кого она знает, никогда не говорили бы о чём-либо подобном. Её родители, строящий из себя сноба Гаплов, актёр Данков, другие знакомые – беспокоят кого-то из них хоть изредка мысли о сталинском терроре? Она не помнила ни одного разговора на эту тему.
А расскажи им о прошлом профессора – о! все принялись бы вопить: «Он предатель! Продался фашистам!» Их сжирала бы лютая зависть: был фабрикантом! загребал деньги! немцы его уважали!.. Она перебирала в уме знакомых: кто не облил бы его грязью? Не нашлось никого – и тогда она поняла: он прав, во всём прав! И в эту минуту, как и он, возненавидела хуету.