JК
Селение любви :: Гергенрёдер Игорь
Страница: 98 из 99Онотпустил меня. Я видел его широкие влажные близкие зрачки – и ощутил почти материальное прикосновение к глазам.
- Ну, скотина! и какая же ты скотина, Арно... почему ты до сего дня – ничего? Почему?.. – сказал он так, что я почувствовал: мы на волосок от объятий.
- Скрытная ты душа, Пенцов-Теринг! – он тянул ко мне руку, и я заметил нечищенные ногти. – Теринг-нелюдим, эстонец замкнутый...
Я встал с шезлонга.
- Теперь я пойду...
- Теперь иди... – сказал он с растроганно-подкупающей, несмотря на беспокойство, мягкостью, – но если ты завтра не будешь в «Избе рыбака»...
- Я буду! – пойдя, я обернулся к нему: – И завтра, и когда тебе надо – я буду в «Избе рыбака».
...Кажется, я был всецело захвачен сбивчивым страстным многословием озирающегося ума, что теребил и память, и только-только происшедшее: однако взгляд принялся независимо ловить хорошеньких женщин на платформе и в электричке. Поначалу сознание отметало впечатления, но они исподволь делали своё, и скоро я уже не мог не думать о том, что в последнюю встречу с Марфой Елена неожиданно пожаловалась: дочери – восемнадцать, она прехорошенькая, а носить туфли на высоком каблуке не умеет. Неуклюжая.
Я постарался представить дочку Елены: воображая её как бы детскую неуклюжесть, я хотел мысленно увидеть недетски-застенчивую гордость.
- Ну, скотина! и какая же ты скотина, Арно... почему ты до сего дня – ничего? Почему?.. – сказал он так, что я почувствовал: мы на волосок от объятий.
- Скрытная ты душа, Пенцов-Теринг! – он тянул ко мне руку, и я заметил нечищенные ногти. – Теринг-нелюдим, эстонец замкнутый...
Я встал с шезлонга.
- Теперь я пойду...
- Теперь иди... – сказал он с растроганно-подкупающей, несмотря на беспокойство, мягкостью, – но если ты завтра не будешь в «Избе рыбака»...
- Я буду! – пойдя, я обернулся к нему: – И завтра, и когда тебе надо – я буду в «Избе рыбака».
...Кажется, я был всецело захвачен сбивчивым страстным многословием озирающегося ума, что теребил и память, и только-только происшедшее: однако взгляд принялся независимо ловить хорошеньких женщин на платформе и в электричке. Поначалу сознание отметало впечатления, но они исподволь делали своё, и скоро я уже не мог не думать о том, что в последнюю встречу с Марфой Елена неожиданно пожаловалась: дочери – восемнадцать, она прехорошенькая, а носить туфли на высоком каблуке не умеет. Неуклюжая.
Я постарался представить дочку Елены: воображая её как бы детскую неуклюжесть, я хотел мысленно увидеть недетски-застенчивую гордость.