JК
Формула первой любви :: Лубенец Светлана
Страница: 20 из 25 — Посадили бы к Кондратюку, чтобы тот его сразу под свой жесткий контроль взял.
— Чего его брать? Сидит себе тихо — никого не трогает.
— И что, скажешь, не выступает?
— Говорю же, сидит тихо. Молчит.
Вова с трудом запихнул свое большое тело в кресло, сложил руки на пухлом животе и заключил:
— Это он пока молчит. Пока не привык.
— А что он обычно делает, ну… когда привыкает?
— Говорю же, выступает: высмеивает всех, издевается.
— Знаешь, Вова, — Люда с сожалением окинула взглядом огромную фигуру Пономаренко, плотно сжатую со всех сторон маленьким креслом, — если он смеялся над тобой, то… ты, конечно, извини, но он прав!
— Да? — Вова хотел резво вскочить, но изящная мебелина не позволила. Он еще пару раз дернулся и счел за лучшее остаться внутри кресла. — И это говоришь мне ты, которая… для которой… С которой я провел все свое детство. — Он не договорил и безнадежно махнул рукой.
— Да, Вовка, именно я это и говорю, и всегда говорила, что если ты не перестанешь трескать все подряд десять раз на дню, то над тобой будут издеваться все, а не только Исмаилов! И не вздумай мне ничего говорить про свои гены, — не дала она вырваться возражениям из Вовиной широкой груди. — Нормальные у тебя гены, как у всех.
— Чего его брать? Сидит себе тихо — никого не трогает.
— И что, скажешь, не выступает?
— Говорю же, сидит тихо. Молчит.
Вова с трудом запихнул свое большое тело в кресло, сложил руки на пухлом животе и заключил:
— Это он пока молчит. Пока не привык.
— А что он обычно делает, ну… когда привыкает?
— Говорю же, выступает: высмеивает всех, издевается.
— Знаешь, Вова, — Люда с сожалением окинула взглядом огромную фигуру Пономаренко, плотно сжатую со всех сторон маленьким креслом, — если он смеялся над тобой, то… ты, конечно, извини, но он прав!
— Да? — Вова хотел резво вскочить, но изящная мебелина не позволила. Он еще пару раз дернулся и счел за лучшее остаться внутри кресла. — И это говоришь мне ты, которая… для которой… С которой я провел все свое детство. — Он не договорил и безнадежно махнул рукой.
— Да, Вовка, именно я это и говорю, и всегда говорила, что если ты не перестанешь трескать все подряд десять раз на дню, то над тобой будут издеваться все, а не только Исмаилов! И не вздумай мне ничего говорить про свои гены, — не дала она вырваться возражениям из Вовиной широкой груди. — Нормальные у тебя гены, как у всех.