Я слушаю детство   ::   Коршунов Михаил

Один в пиджаке и в мягких сапогах с долгими голенищами, другой - в блузе и тоже в таких сапогах. И серьга, наверное, в ухе у каждого болтается. У цыган это уж манер такой, чтобы серьги. Уходят в степь. Через забор махнули.

- Неужто Игнашку боятся?

- Народ сейчас потянется на молитву. Ну как, пойдем на кладбище?

- Конечно.

Ребята бросили стереоскоп посреди двора и выбежали на улицу.

У Вати в кармане было несколько старых ключей и отмычек, нарубленных и расклепанных из толстой проволоки. У Миньки - стамеска как холодное оружие и фонарь с батарейкой.

Возле пекарни Аргезовых встретили Аксюшу. Она покупала крендели с патокой.

- Куда это вы мчитесь?

Ватя на ходу крикнул:

- К Игнашке кофей пить!

- Нет, правда?

- Ей-богу!

- Погодите, и я с вами!

- Некогда, Аксюша! Кофей стынет!

Бежали до кладбища что было сил. Обгоняли старушек, которые болезненно напрягались, восходя на Цыплячьи Горки к храму.

На кладбище было жарко, земля расползлась, растрескалась. В неподвижном воздухе, над зарослями туй и петушков, столбиками вилась мошкара.

Многие могилы осели, и на их месте образовались сыпучие ямы, куда сползли надгробные плиты. Кое-где у крестов стояли консервные банки с букетиками полевых цветов.

Минька пробирался первым.

- А если они вернулись? - остановил друга Ватя.

- Струсил?

- Нет. Но ведь могли они вернуться?

Что-то прошелестело в траве. Ребята примолкли.

- Ящерица, - сказал Минька. - Или желтобрюх.