JК
Эта милая Людмила :: Давыдычев Лев Иванович
Страница: 347 из 412) И при всей этой бесконечности, громадности ты не кажешься себе маленьким, а, наоборот, чувствуешь, что ты – кровная частичка безграничного мира Родины, который весь твой, если ты без него не можешь…
Вот и сидели герои нашего повествования, любовались звёздным небом, забыв обо всём ничтожном, некрасивом, злом, несправедливом, обо всём том забыв, что портит жизнь, делает её мелочной, суетливой без толку, а иногда и бессмысленной. Каждому, но, конечно, по-своему думалось лишь о добром, прекрасном, чистом, высоком, главном.
Дед Игнатий Савельевич вспоминал, как в одном из освобожденных от фашистов сёл к нему, солдату, подошла старушка, трижды поцеловала его и сказала: «Спасибо, спаситель…»
Тётя Ариадна Аркадьевна украдкой смахнула со щеки слезинку, закрыла глаза и увидела своих детей таких маленьких-маленьких, таких миленьких-миленьких…
Пантя думал о маме.
Голгофа сейчас верила, что звёзды разговаривают с теми, кто ими любуется на земле…
Герка смотрел в большие чёрные глаза этой милой Людмилы и ни о чем не думал…
А она совсем размечталась: вот станет она взрослой, будет у неё дочь, поедут они с ней в Звёздный городок, подарят цветы памятнику Гагарина, и Людмила скажет: «Вот, Юрий Алексеевич, появилась на свете ещё одна милая девочка, пожелайте ей счастья, потому что она хочет быть настоящим человеком и знает, как это трудно и как это надо…» А Гагарин вдруг как бы станет живым, в его смеющихся глазах засветится звёздный отблеск, губы шевельнутся в знакомой всему миру улыбке, и он скажет: «За её счастье я уже отдал жизнь. Значит, оно у неё будет…»
Догорал костёр.
– И завтра будет так же… – прошептала Голгофа.
– Нет, немного не так, а лучше, значительно лучше! – торжественно произнёс дед Игнатий Савельевич.
Пора было уходить.
Вот и сидели герои нашего повествования, любовались звёздным небом, забыв обо всём ничтожном, некрасивом, злом, несправедливом, обо всём том забыв, что портит жизнь, делает её мелочной, суетливой без толку, а иногда и бессмысленной. Каждому, но, конечно, по-своему думалось лишь о добром, прекрасном, чистом, высоком, главном.
Дед Игнатий Савельевич вспоминал, как в одном из освобожденных от фашистов сёл к нему, солдату, подошла старушка, трижды поцеловала его и сказала: «Спасибо, спаситель…»
Тётя Ариадна Аркадьевна украдкой смахнула со щеки слезинку, закрыла глаза и увидела своих детей таких маленьких-маленьких, таких миленьких-миленьких…
Пантя думал о маме.
Голгофа сейчас верила, что звёзды разговаривают с теми, кто ими любуется на земле…
Герка смотрел в большие чёрные глаза этой милой Людмилы и ни о чем не думал…
А она совсем размечталась: вот станет она взрослой, будет у неё дочь, поедут они с ней в Звёздный городок, подарят цветы памятнику Гагарина, и Людмила скажет: «Вот, Юрий Алексеевич, появилась на свете ещё одна милая девочка, пожелайте ей счастья, потому что она хочет быть настоящим человеком и знает, как это трудно и как это надо…» А Гагарин вдруг как бы станет живым, в его смеющихся глазах засветится звёздный отблеск, губы шевельнутся в знакомой всему миру улыбке, и он скажет: «За её счастье я уже отдал жизнь. Значит, оно у неё будет…»
Догорал костёр.
– И завтра будет так же… – прошептала Голгофа.
– Нет, немного не так, а лучше, значительно лучше! – торжественно произнёс дед Игнатий Савельевич.
Пора было уходить.