История русской словесности. Часть 3. Выпуск 1   ::   Сиповский Василий Васильевич

Я не для себя одного, я для своего семейства, я для другого бѣдняка въ немъ пищу варю – и прежде, чѣмъ любоваться красотою истукана, будь онъ распрефидіасовскій Аполлонъ – мое право, моя обязанность накормить своихъ и себя, назло всякимъ негодующимъ баричамъ и виршеплетамъ!" Бѣлинскій сознавалъ крайность, несправедливость своего пристрастнаго, непримиримаго отношенія къ тому, что противорѣчило его убѣжденіямъ, но фанатически стоялъ за свою "нетерпимость". "Если сдѣлаюсь терпимымъ,- писалъ онъ,- знай, что съ той минуты во мнѣ умерло то прекрасное-человѣческое, за которое столько хорошихъ людей любили меня больше, нежели сколько я стоилъ того". "Я знаю, что сижу въ односторонности,- пишетъ онъ въ другомъ письмѣ,- но не хочу выходить изъ нея – и жалѣю и болѣю о тѣхъ, кто не сидитъ въ ней! Этотъ партійный "фанатизмъ" наложилъ тяжелую печать на литературную дѣятельность Бѣлинскаго въ послѣдній періодъ его творчества {Между тѣмъ, въ одномъ письмѣ онъ же рѣшительно осуждаетъ "гадость и пошлость духа партій", которыя требуютъ готовыхъ рѣшеній и затемняютъ истину.}.

Бѣлинскій въ интимномъ кругу друзей. Бѣлинскій и славянофилы.

При строгостяхъ тогдашней цевзуры, своихъ новыхъ "убѣжденій" Бѣлинскій не могъ печатно проявлять,- свои "идеи",- онъ могъ проводить ихъ лишь въ дружескихъ, интимныхъ бесѣдахъ да въ письмахъ. И вотъ, вмѣстѣ со своими друзьями-едивомышленниками, онъ внимательво слѣдитъ за политическою жизнью Европы, интересуется всѣми иностранными лвтературными новинками, главнымъ образомъ, по вопросамъ соціологическимъ.