Обрученные с идеей (О повести Как закалялась сталь Николая Островского)   ::   Аннинский Лев

Палиевского, "железная пурга" стиля оказывается в 20-е годы явлением настолько интернациональным, что если бы мы мысленно провели ось под землю от московского авангардиста Бориса Пильняка, то в другом полушарии, в Америке, в изумлении обнаружили бы его точную копию на английском языке Джона Дос-Пассоса: тот же причудливый монтаж отрезков, вихревое кружение фактов, судеб, газетных цитат, слов, речей, приказов...

Оглянемся еще раз на созвездие классиков, на созданные им завершенные художественные миры. Стиль ХIХ века построен на том эстетическом условии, что пишущий как бы знает о своих героях все, он творит свой мир, как бог Адама: с первой до последней буквы; и отсюда то ощущение упругого, сплошного, всезаполняющего стиля, которое возникает при чтении классиков: текст без остатка вобран в стиль, в художественную структуру: зияний нет.

Художественное мышление ХХ века начинается с ощущения зияний, разрывов, провалов и просветов в стиле. Рубленая проза - это кусочки, обрезки, осколки; у них острые, непепритертые края. Ритм - вихрепой, скачущий, элементы стиля не сращены, а содвинуты, между ними мелькает бездна, и от этого постоянного ощущения незаполненной бездны и беспредельности непредсказуемый, неуравновешенный, возбужденный, экзальтированный ритм.

И при этом постоянном чувстве бездны - постоянное же ощущение предельности, ограниченности, конечности познающего мир сознания; ощущение его подчиненности чему-то вне его. Теперь рассказчик - не бог, творящий мир и знающий о мире все, теперь рассказчик - всего лишь человек, такой же единичный, как и миллионы других, втянутых им в рассказ.