Рецензии на произведения Марины Цветаевой   ::   Цветаева Марина

Вот Маяковский на небе встречается с Сергеем Есениным и между ними происходит такой диалог:

Советским вельможей,

При полном Синоде…

— Здорово, Сережа…

— Здорово, Володя…

Умаялся? Малость.

По общим? По личным.

Стрелялось? Привычно.

Горелось? Отлично.

Так стало быть пожил?

Пасс в нек’тором роде.

— Негоже, Сережа.

— Негоже, Володя.

Ведь так и полагается быть поэту, хотя это и стыдно и совестно, — вопрос только, кому — самому ли горевшему, или стрелявшемуся поэту, или кому-либо другому. А по существу, конечно, это не хорошо, ибо что хорошего, когда человек стреляется или сгорает от водки.

Негоже, Сережа.

Негоже, Володя.

Прахом пошла русская поэзия и русские поэты и именно всегда шли и будут идти прахом — такова их участь, а почему — неизвестно, и кто от этого страдает — тоже неизвестно: сама ли по себе русская поэзия и русские поэты, Россия ли, общечеловеческая культура, искусство вообще, или вообще человеческая жизнь, независимо от нации и политики.

Тут же, на небесах, и Маяковский, и Есенин продолжают свой разговор, указывая на тени тех, кто отошел приблизительно таким же неестественным путем в царство небесное:

— Вон — ангелом! — Федор Кузьмич…

(Сологуб),

По красные щеки пошел

(за своей женой Анастасией Чеботаревской, бросившейся в Неву).

— Гумилев Николай.

На Востоке

В кровавой рогоже

На полной подводе.

— Все то же, Сережа.