JК
Так называемая личная жизнь :: Симонов Константин
Страница: 639 из 822В тот вечер в Ташкенте почти влюбилась в вас, на свой лад, по-дурацки, конечно, но это у меня быстро проходит, не волнуйтесь!
Она рассмеялась, и Лопатин понял, что там, в Ташкенте, ничего страшного не случилось. Когда стряслась беда, разговор начинают с нее.
- А вы, вижу, получили за это время еще орден. А что были тяжело ранены - по вас не видно!
- Слухи о тяжести моего ранения были преувеличены, - сказал Лопатин.
- Да. Там у нас говорили, что чуть ли не смертельно. А потом, когда я была на фронте у мужа, он объяснил мне, что сквозную пулевую рану в грудь, если она ничего особенного там внутри не задела, они, врачи, не всегда считают такой уж опасной.
- Все правильно, - сказал Лопатин.
- Теперь сама вижу, выглядите как огурчик! Пойдемте в комнату.
Лопатин вошел вслед за ней в довольно большую проходную комнату, из которой вела дверь в другую. В комнате не было ничего, напоминавшего о войне, кроме фронтовой безрукавки, висевшей на спинке одного из старинных кресел красного дерева. Белый потолок, ультрамариновые стены, на них несколько старинных тарелок, две старые гравюры и портрет Станиславского с надписью. У одной стены - бюро, тоже красного дерева, как и кресло; у другой - высокий книжный шкаф, а посредине комнаты - круглый стол на тумбе и вокруг него еще четыре кресла. Все старинное и старое, но ухоженное, без единой пылинки. И паркет не новый, но натертый до такого глянца, что казалось неловким идти по нему в сапогах.
Она рассмеялась, и Лопатин понял, что там, в Ташкенте, ничего страшного не случилось. Когда стряслась беда, разговор начинают с нее.
- А вы, вижу, получили за это время еще орден. А что были тяжело ранены - по вас не видно!
- Слухи о тяжести моего ранения были преувеличены, - сказал Лопатин.
- Да. Там у нас говорили, что чуть ли не смертельно. А потом, когда я была на фронте у мужа, он объяснил мне, что сквозную пулевую рану в грудь, если она ничего особенного там внутри не задела, они, врачи, не всегда считают такой уж опасной.
- Все правильно, - сказал Лопатин.
- Теперь сама вижу, выглядите как огурчик! Пойдемте в комнату.
Лопатин вошел вслед за ней в довольно большую проходную комнату, из которой вела дверь в другую. В комнате не было ничего, напоминавшего о войне, кроме фронтовой безрукавки, висевшей на спинке одного из старинных кресел красного дерева. Белый потолок, ультрамариновые стены, на них несколько старинных тарелок, две старые гравюры и портрет Станиславского с надписью. У одной стены - бюро, тоже красного дерева, как и кресло; у другой - высокий книжный шкаф, а посредине комнаты - круглый стол на тумбе и вокруг него еще четыре кресла. Все старинное и старое, но ухоженное, без единой пылинки. И паркет не новый, но натертый до такого глянца, что казалось неловким идти по нему в сапогах.