JК
В пылающем небе :: Белоконь Кузьма Филимонович
Страница: 53 из 389Мы собрались в землянке на совещание: что делать, если ночью возникнет угроза захвата аэродрома фашистами?
– Конечно же, самолеты сжечь, а самим уходить вместе с отступающими частями, – сказал кто-то из техсостава.
– Нам приказано спасать машины, а не сжигать! – оборвал его Громов.
Страшно было об этом даже думать. Спрашиваю Гайворонского:
– Николай, ты когда-нибудь летал ночью?
Оказалось нет, не летал. Значит, из нас никто ночью не летал. В землянке наступила тишина. Только сейчас все обратили внимание, что и стрельбы почти не слышно.
– У фашистов, наверное, уже отбой, передышка до утра, – нарушил тишину Гайворонский.
– Спать бы им и не просыпаться, – сказал Тополя.
Кто-то улыбнулся, а в моей голове боролись противоречивые мысли: «Справимся ли со взлетом ночью? Или опять придется сжигать самолеты? Нет, должно быть только одно решение: взлететь в любом случае». Говорю об этом Громову и Гайворонскому. За благополучный исход этого полета я не мог поручиться, но машины надо спасать.
– Буду взлетать и я, – прозвучал уверенный голос Громова.
Для Николая Гайворонского самолета не было…
За полночь стрельба полностью прекратилась. Мы вышли из землянки. Темное южное небо мерцало мириадами крупных ярких звезд.
– Кажется, совсем недавно в такие ночи мы с девчатами сидели на лавочках… А война-то бушует уже второй год, – сказал Громов.
– Давай, Федя, лучше о другом поговорим, – перебил я.
– Конечно же, самолеты сжечь, а самим уходить вместе с отступающими частями, – сказал кто-то из техсостава.
– Нам приказано спасать машины, а не сжигать! – оборвал его Громов.
Страшно было об этом даже думать. Спрашиваю Гайворонского:
– Николай, ты когда-нибудь летал ночью?
Оказалось нет, не летал. Значит, из нас никто ночью не летал. В землянке наступила тишина. Только сейчас все обратили внимание, что и стрельбы почти не слышно.
– У фашистов, наверное, уже отбой, передышка до утра, – нарушил тишину Гайворонский.
– Спать бы им и не просыпаться, – сказал Тополя.
Кто-то улыбнулся, а в моей голове боролись противоречивые мысли: «Справимся ли со взлетом ночью? Или опять придется сжигать самолеты? Нет, должно быть только одно решение: взлететь в любом случае». Говорю об этом Громову и Гайворонскому. За благополучный исход этого полета я не мог поручиться, но машины надо спасать.
– Буду взлетать и я, – прозвучал уверенный голос Громова.
Для Николая Гайворонского самолета не было…
За полночь стрельба полностью прекратилась. Мы вышли из землянки. Темное южное небо мерцало мириадами крупных ярких звезд.
– Кажется, совсем недавно в такие ночи мы с девчатами сидели на лавочках… А война-то бушует уже второй год, – сказал Громов.
– Давай, Федя, лучше о другом поговорим, – перебил я.