Самый далёкий берег   ::   Бушков Александр Александрович

Он как-то чересчур уж спокойно это спросил, предельно деловито, даже с некоторой скукой — ни следа затаенного волнения начинающего автора, озабоченного отношением окружающих к любимому детищу. В свое время, когда Терехов еще надеялся, что сумеет все же свои сюжеты записать, ходил и в литературное объединение к запойному прозаику Веремееву, коего в благодарность за консультации регулярно выхаживал приватным образом от “белки”. Было время, насмотрелся на пишущих, изучил неплохо, знал их обычные реакции на первых читателей… Так вот, ничего похожего. От Кирьянова явственно веяло не жадным любопытством, а чем-то другим, что Терехов пока не в состоянии был расшифровать…

Осторожно подбирая слова, чтобы, часом, не наступить на горло творческой гордыне собеседника, он сказал:

— Небезынтересно, знаете ли… Особенно с этим вашим Чубурахом. Для читателя — полная неожиданность. Как у классика. “Спицы оказались кандалами, настольная лампа микрофоном, а бабушка — начальником тайной полиции”.

— Вот то-то, что полная неожиданность, — усмехнулся Кирьянов. — Для ребят это был шок. Сразу вспомнили, что при нем болтали, как кое-кто в его присутствии девиц лапал… Пока этот долбаный робот в облике игуаны ползал по потолку и все его принимали за настоящего, наш майор… А в общем, он мужик ничего. Я с ним потом встречался раза два. Невредный мужик, профессионал…

И снова в его голосе прозвучала скука, некоторая лень, словно они об общем знакомом говорили.