Самый далёкий берег   ::   Бушков Александр Александрович

— Неувязочки у вас есть, — сказал доктор Терехов, — нестыковочки.

— А конкретно?

— Да вот хотя бы взять этого вашего героически погибшего коллегу: то он у вас Жакенбаев, то Жаукенов…

— Серьезно?

— Серьезно. В нескольких местах вы его именуете то так, то этак.

— Тьфу ты, — с досадой сказал Кирьянов: — Вот что значит не перечитать потом… Ну да, накладочка. В общем-то фамилия у него была совершенно другая, хоть и похожая, я, видимо, забывал второпях, как его называл у себя в дневнике…

— В романе, вы хотите сказать?

— В дневнике, доктор, в дневнике, — сказал Кирьянов. — Ну, а еще какие-нибудь принципиальные замечания есть?

— Вот уж не знаю, можно ли это назвать принципиальным замечанием… — подумав, сказал Терехов. — Не вяжется кое-что.

— А именно?

— Вы там порой чересчур много пьете, — а потом мчитесь на задание как ни в чем не бывало. Извините, плохо верится. В конце, после поминок, вы сами описываете, что вся компания, простите великодушно, нахрюкалась чуть ли не до поросячьего визга — и тут ваш полковник объявляет боевую тревогу, и вы, абсолютно трезвые, мчитесь на вызов…

— Тьфу ты, — повторил Кирьянов. — Совсем забыл! Очень уж привык к этой штуке, она ж там обычная, как у нас — водопроводный кран… Понимаете, у каждого в квартире, в прихожей, в углу, торчала под потолком этакая полусфера, нечто вроде душа.