JК
Слепой боец :: Горишняя Юлия
Страница: 526 из 714Метка все еще была у Гэвина в правом кулаке. Его ладонь и пальцы чувствовали скользкие подтеки, расползающиеся по ней, и потому Гэвин знал, что происходит с кораблем. Маленький упрямый дятел. И — прилив.
Он ничего не мог с собой поделать. Он слишком любил корабли.
Он был «Крепконосой» все то время, покуда прилив ломал ей скулу, и потом бревно, на котором она «висела», уперлось в доски, какими заложена носовая оконечность — неудобное место, если там скопится вода, и прилив перестал поднимать однодеревку, поднимая только волны, а потом вода вдруг хлынула в нее через борта, и «Крепконосая», перекосившись направо, ухнула вниз, и ребра ее треснули, высвободив бревно из своего захвата, — и еще через несколько мгновений умирание корабля наконец прекратилось.
Она уходила все глубже и глубже, и скользкие слои плесени покрывали Метку один за другим. Дно, наверное, было каменистым, и, столкнувшись с ним, она сломала несколько ребер, уже в последний раз. Потом Гэвин снова оказался на Сиквэ, в каюте своего собственного корабля, а не в душе чужого. Сидел на двух штуках гезитского тонкого сукна (будущие наряды кому-то на свадьбу… во всяком случае для этого они предназначались когда-то); а рядом, еще на чем-то — единственное место, где удавалось поставить более-менее ровно, — ларец с Метками. И обнаружил неожиданно, что от слишком длинной недвижной позы в повороте и его тоже словно насадили боком на кол. «Вот так-так, — подумал он. — Уже разваливаюсь».
Он ничего не мог с собой поделать. Он слишком любил корабли.
Он был «Крепконосой» все то время, покуда прилив ломал ей скулу, и потом бревно, на котором она «висела», уперлось в доски, какими заложена носовая оконечность — неудобное место, если там скопится вода, и прилив перестал поднимать однодеревку, поднимая только волны, а потом вода вдруг хлынула в нее через борта, и «Крепконосая», перекосившись направо, ухнула вниз, и ребра ее треснули, высвободив бревно из своего захвата, — и еще через несколько мгновений умирание корабля наконец прекратилось.
Она уходила все глубже и глубже, и скользкие слои плесени покрывали Метку один за другим. Дно, наверное, было каменистым, и, столкнувшись с ним, она сломала несколько ребер, уже в последний раз. Потом Гэвин снова оказался на Сиквэ, в каюте своего собственного корабля, а не в душе чужого. Сидел на двух штуках гезитского тонкого сукна (будущие наряды кому-то на свадьбу… во всяком случае для этого они предназначались когда-то); а рядом, еще на чем-то — единственное место, где удавалось поставить более-менее ровно, — ларец с Метками. И обнаружил неожиданно, что от слишком длинной недвижной позы в повороте и его тоже словно насадили боком на кол. «Вот так-так, — подумал он. — Уже разваливаюсь».