Слепой боец   ::   Горишняя Юлия

Шаги — это не сторожа, потому что сторожа возле носовой сходни, а голоса — это люди, благополучно спавшие эту ночь, в отличие от сторожа и от своего капитана, и шаги (Гэвин не прислушивался, но он просто очень хорошо знал эти шаги) — это Пойг.

Все еще опираясь локтями на крышу своей каюты, Гэвин повернулся налево, где беспечально вставало солнце. Мрачный Пойг, почесывающий бороду, оказался у него перед глазами довольно-таки неожиданно для себя — тот побаивался даже, вдруг придется напоминать Гэвину, что вот-вот пойдет прилив.

Остановившись, он зачесался еще энергичнее — больше от растерянности. Потом, все еще морщась, опустил руку, — вздохнул, разглаживая вздохом бороду и выражение лица, — и заложил обе ладони за пояс, плотно расставив ноги на скрипучем розовом песке. Они с Пойгом были сейчас на таком расстоянии друг от друга, что можно не повышать голос, разговаривая.

— Хорошее нынче утро, Пойг, — сказал Гэвин. Ему казалось, что он сто лет не слышал, как кричат поморники.

(«Ясное нынче утро, Пойг». Эти слова имеют несколько значений для моряка.)

— К полудню, я думаю, уже заоблачнеет, — сказал Пойг. — Ветер.

— Да, пожалуй, — согласился Гэвин. — Это он вовремя переменился. Как раз для нас. Поворачиваем пройтись еще раз вдоль побережья.

Пойг (который сейчас думал почти непрестанно об ушедших кораблях, за которыми они все время держатся в одном дневном переходе!) какое-то время помолчал, а потом сказал неторопливо:

— Если вдоль побережья — тогда, конечно, попутный.

Голос его был суровым по-прежнему. Что же до сердец, то капитанам иногда лучше не знать, чем у их дружинников заняты сердца.