JК
Великий Краббен :: Прашкевич Геннадий Мартович
Страница: 13 из 17Просто ты запустил свой участок, просто ты опустился, Агафон, и чертом стало у тебя на берегу попахивать.
Но пахло не чертом.
Пахло водорослями. Пахло йодом и душной сыростью. Длинные, как бы перфорированные ленты морской капусты путались под ногами, туманно отсвечивали влажные луны медуз, полопавшимися сардельками валялись в песке голотурии.
— Вот! — шепотом сказал Серп.
Песчаная отмель, на которую мы вышли, выглядела так, будто кто-то зло, не по-человечески резвясь, устроил тут самое настоящее побоище. Валялись обломки раздробленных белых костей, полоскались в накате обесцвеченные водой куски мяса и шкуры. Печально торчал острый рог. Вокруг коровьей головы суматошно возились крабы. Уже нажравшиеся сидели в стороне и огорченно помахивали клешнями: вот, дескать, не лезет больше! Не лезет, и все! Такие дела!
Плоскую полосу берега, такого низкого, что поднимись вода буквально на сантиметр, и берег бы целиком затопило, тяжело, мерно подпирал океан — белесый вблизи и темный на горизонте, где его воды смыкались со столь же сумрачным небом.
И ни души.
Лишь позади, над домиком Агафона, курился легкий дымок.
Небо, тишь, ленивый накат, душное равнодушие бамбуков.
И океан…
Вечный океан до самого горизонта…
— Осиротили! — вскричал Агафон и, как кузнечик, отпрыгнул к самой кромке воды — кружевной, шипящей, мягко всасывающейся в пески.
Мы замерли.
Но пахло не чертом.
Пахло водорослями. Пахло йодом и душной сыростью. Длинные, как бы перфорированные ленты морской капусты путались под ногами, туманно отсвечивали влажные луны медуз, полопавшимися сардельками валялись в песке голотурии.
— Вот! — шепотом сказал Серп.
Песчаная отмель, на которую мы вышли, выглядела так, будто кто-то зло, не по-человечески резвясь, устроил тут самое настоящее побоище. Валялись обломки раздробленных белых костей, полоскались в накате обесцвеченные водой куски мяса и шкуры. Печально торчал острый рог. Вокруг коровьей головы суматошно возились крабы. Уже нажравшиеся сидели в стороне и огорченно помахивали клешнями: вот, дескать, не лезет больше! Не лезет, и все! Такие дела!
Плоскую полосу берега, такого низкого, что поднимись вода буквально на сантиметр, и берег бы целиком затопило, тяжело, мерно подпирал океан — белесый вблизи и темный на горизонте, где его воды смыкались со столь же сумрачным небом.
И ни души.
Лишь позади, над домиком Агафона, курился легкий дымок.
Небо, тишь, ленивый накат, душное равнодушие бамбуков.
И океан…
Вечный океан до самого горизонта…
— Осиротили! — вскричал Агафон и, как кузнечик, отпрыгнул к самой кромке воды — кружевной, шипящей, мягко всасывающейся в пески.
Мы замерли.