Повесть об уголовном розыске (Рожденная революцией)   ::   Нагорный Алексей Петрович

А в тот день я взял заранее приготовленный — только фальшивый — приказ на ревизию, я его сам напечатал и минут за пятнадцать до прибытия денег — шасть к Тихонычу в кассу! Он пустил, правда, после того, как я ему этот приказ в окошечко сунул. Велел ему посторонним не открывать, никого не пускать. Он дисциплинированный был старик. Потом пришли Томич с Ивановым, а с ними Евстигнеев с деньгами. Томич бледный, дрожит, я вижу — вот-вот он выдаст, ну и без долгих разговоров сунул им приказ под нос, чтоб они «атанду» не подняли. Само собой, Тихоныч подтвердил мои полномочия, а как они по местам разошлись, я их… Одним словом, положил. Троих из нагана Томича: Иванова, Тихоныча и Евстигнеева, а самого Томича я из своего нагана застрелил. Номер сто тринадцать пятьсот шестнадцать, как сейчас помню. — Ровский схватил пачку с папиросами, трясущимися руками вытянул одну и, ломая спички, закурил.

— Умеете стрелять, — сказал Витька.

— Вы видели мой диплом, — равнодушно заметил Ровский. — Всю жизнь так называемое «общество» отвергало меня — рылом не вышел, так я им назло ихними цацками вроде стрельбы лучше их самих в сто раз владел! Большие деньги платил за науку.

— Почему ваш наган оказался в руке покойного Иванова? — спросила Маруська. — И где личное оружие самого Иванова?

— Свой наган я сунул в руку покойника, чтобы вы подумали — это он Куликова расшлепал в порядке обороны. А его наган сто восемьдесят три двести пятнадцать я за ремень сунул, а потом в Неве утопил, с Троицкого моста бросил. И второй наган утопил там же — тот, что накануне Томичу заменил.

— Надеялись, что номера оружия проверять не станем? — уточнил Витька.

— Уверен был, — вздохнул Ровский.