JК
Идеология и мать ее наука :: Кара-Мурза С Г
Страница: 44 из 267Свасьян пишет:
"Остановить эту "махину", перемалывающую все встречное, было уже невозможно; нужно было бежать от нее в отбрасываемые ею тени "природы" a la Руссо, мутной мистики ощущений, слащавых приторностей "иррационализма"; иррационализм - подчеркнем это - был не противостоянием рационализму, а желаемым эффектом чисто рационалистического оболванивания, рационализмом наизнанку, неким вывернутым нутром картезианского функционера, дополняющего "Рассуждение о методе" приступами сартровской "Тошноты", именно: отбросом рационализма, которому усилиями философских компиляторов довелось прослыть "оппозицией". Мошенничество набирало темп; тщась во что бы то ни стало переиграть "понимание", рационализм провоцировал фокус самоотвращения, играя на пару с иррационализмом и дурача сознание: здесь - игрой "прогресса", там - мистическими "невыразимостями", здесь - "кнутом" познания, там - пряником "морали" [14].
Если веpнуться в XVII в., в пеpиод становления науки и, паpаллельно, буpжуазного общества, то идеологическое значение pационального научного метода несомненно. Индивидууму было показано, что он может познавать и понимать миp сам, опиpаясь на свой pазум, оpганы чувств и инстpументы. Не случайно некотоpые истоpики науки именно в этом видят суть конфликта Галилея с цеpковью, котоpая до сего вpемени выступала монопольным посpедником между миpозданием и пытающимся понять его человеком.
Идеология, как оборотная сторона медали науки, породила и оборотную сторону научного рационализма - специфический "западный" страх и нигилизм.
"Остановить эту "махину", перемалывающую все встречное, было уже невозможно; нужно было бежать от нее в отбрасываемые ею тени "природы" a la Руссо, мутной мистики ощущений, слащавых приторностей "иррационализма"; иррационализм - подчеркнем это - был не противостоянием рационализму, а желаемым эффектом чисто рационалистического оболванивания, рационализмом наизнанку, неким вывернутым нутром картезианского функционера, дополняющего "Рассуждение о методе" приступами сартровской "Тошноты", именно: отбросом рационализма, которому усилиями философских компиляторов довелось прослыть "оппозицией". Мошенничество набирало темп; тщась во что бы то ни стало переиграть "понимание", рационализм провоцировал фокус самоотвращения, играя на пару с иррационализмом и дурача сознание: здесь - игрой "прогресса", там - мистическими "невыразимостями", здесь - "кнутом" познания, там - пряником "морали" [14].
Если веpнуться в XVII в., в пеpиод становления науки и, паpаллельно, буpжуазного общества, то идеологическое значение pационального научного метода несомненно. Индивидууму было показано, что он может познавать и понимать миp сам, опиpаясь на свой pазум, оpганы чувств и инстpументы. Не случайно некотоpые истоpики науки именно в этом видят суть конфликта Галилея с цеpковью, котоpая до сего вpемени выступала монопольным посpедником между миpозданием и пытающимся понять его человеком.
Идеология, как оборотная сторона медали науки, породила и оборотную сторону научного рационализма - специфический "западный" страх и нигилизм.