Кружилиха   ::   Панова Вера Федоровна

Рябухин слушает и смотрит на собеседника: лицо у Уздечкина желтое, виски запали...

- Федор Иваныч, - говорит Рябухин тихо, - что, дома у тебя больно плохо? Выглядишь ты паршиво...

Уздечкин краснеет.

- Людям до всего дело, - недовольно говорит он.

- Подожди, подожди. Послушай. Спрашиваю как товарищ: что тебе нужно, как тебя облегчить, ты скажи...

- Ничего мне не нужно. Живу и живу. - Уздечкин со стулом отодвигается от Рябухина, резко встает. - Всё?..

- Что такое! - говорит Листопад, послушав Рябухина. - А вы не можете оставить меня в покое с вашим Уздечкиным? Можете? Ну, что ты клохчешь, как квочка? Что я, работать ему мешаю? Ты мне лучше вот что скажи, как ты смотришь на такую вещь: если мы бывший литерный цех полностью переведем на запасные части для тракторов? - Рябухин удивился, открыл было рот что-то сказать... - Постой. Все это известно. Ты сперва послушай...

И начал говорить то, о чем думал перед приходом Рябухина: о бескрайних родных просторах, опустошенных войной, о сожженных житницах, разоренных колхозах...

А Нонна, придя домой, затопила печку. Она любила топить печку и всегда топила сама. Сначала она взяла тонкие светлые лучинки и подожгла их; они загорелись нежным беглым огнем. Потом положила несколько сухих полешек. Стоя на коленях перед печкой, она смотрела, как разгораются полешки, как летят легкие искры... Когда разгорится как следует, она положит вот эти толстые бруски, сырые бруски с корой и мохом, которые горят долго и глухо, синим угарным огнем.