ЛОВЕстория   ::   Щербакова Галина Николаевна

Сидел на грязном, записанном собачками крае песочницы. Горько сидел, безнадежно. Я привела его домой.

– Мы живем вдвоем, – объяснила я ему. – Детям построили квартиры.

Почему-то он сразу пошел на кухню.

– Идем в комнату – сказала я ему.

– Тут привычней, – ответил он. Он занял мою табуретку, и это меня раздражило, я стала чувствовать себя неуютно и как бы не дома.

– Не надо ни чаю, ни кофе – ничего! – сказал он. – Просто сядь рядом.

Я села. Он уткнулся лицом в мои руки и как-то тихонечко не то всхлипывал, не то подхихикивал, не то скулил. Потом поднял лицо, оно было сдвинуто, стронуто с места, такое потерявшее прописку лицо. И эта сбежавшая из дома личность стала говорить мне все ранее не говоримые слова. Мое травмированное не своей табуреткой сознание выдало мне для потехи мысль – хорошо бы ему онеметь на этот трагический случай в кухне. За столько лет я научилась находить его руками, распознавать в темноте, я его чуяла. При чем же тут слова и вообще весь вербальный мир? В этом мире были мои мужья, дети, я и сама в нем существовала. Вплоть до сумасшедшего Зова. Так бездарно это формулировать, а он пытается, пытается, скрипя на моей любимой табуретке.

– Заткнись! – кричу я ему. – Заткнись!

Тогда он хочет исправить ситуацию другим путем…

Мы сидим с ним как два пораженца на поле брани. И я не добра, и не великодушна, и не хочу и не могу его утешать и успокаивать на фоне руин. Он сам нарушил правила нашей любви и пусть теперь отвечает, пусть.