JК
Никогда никого не забуду. Повесть об Иване Горбачевском :: Рассадин Станислав Борисович
Страница: 183 из 388Одолжи нам своих, дабы мы с братом могли скорее вернуться в полк.
— Клянусь, у меня теперь нет ни единой, какая годилась бы к упряжи!
— Так дайте мне хотя бы верховую, — вступил Бестужев-Рюмин. — Я остался вовсе без лошадей, мой путь короче, в двадцать верст. Доскачу и верхом.
— К несчастью, и этого не могу, господа! Такой поступок непременно покажется весьма подозрителен местному начальству… Но, — Артамон Муравьев оживился снова, — я предлагаю вам выход!
— Какой же?
— Превосходный! Вы, подпоручик, выедете вместе с подполковником на его тройке. Затем за городом отпряжете пристяжную, — понимаете? — и скачите, куда вам угодно. Только, прошу вас, непременно объезжайте Любар кругом, отнюдь не заезжая в него, — храни бог, чтобы вас кто-нибудь заприметил!
На том расстались, и братья Апостолы потащились чуть не шагом, напрасно приободряя унылого еврея-извозчика щедро обещанным серебром: его измученных лошадей оно взбодрить не могло. Артамон же Муравьев, проводив их, сжег и третью записку, на сей раз просто бросивши в печь. Это было куда способнее, а демонстративного жеста в уединении не требовалось: не было зрителей.
Так Иван Иванович и не получил от Сергея Муравьева последней весточки. Вместо Апостола он был в те дни оповещен младшим его товарищем…
«Почтеннейший Горбачевский. Все бумаги наши схвачены; все мы и вы известны. — Пора начинать движение: чрез 4 дни мы будем в Старом-Константинове. Дай знать о сем Спиридову и Тютчеву.
— Клянусь, у меня теперь нет ни единой, какая годилась бы к упряжи!
— Так дайте мне хотя бы верховую, — вступил Бестужев-Рюмин. — Я остался вовсе без лошадей, мой путь короче, в двадцать верст. Доскачу и верхом.
— К несчастью, и этого не могу, господа! Такой поступок непременно покажется весьма подозрителен местному начальству… Но, — Артамон Муравьев оживился снова, — я предлагаю вам выход!
— Какой же?
— Превосходный! Вы, подпоручик, выедете вместе с подполковником на его тройке. Затем за городом отпряжете пристяжную, — понимаете? — и скачите, куда вам угодно. Только, прошу вас, непременно объезжайте Любар кругом, отнюдь не заезжая в него, — храни бог, чтобы вас кто-нибудь заприметил!
На том расстались, и братья Апостолы потащились чуть не шагом, напрасно приободряя унылого еврея-извозчика щедро обещанным серебром: его измученных лошадей оно взбодрить не могло. Артамон же Муравьев, проводив их, сжег и третью записку, на сей раз просто бросивши в печь. Это было куда способнее, а демонстративного жеста в уединении не требовалось: не было зрителей.
Так Иван Иванович и не получил от Сергея Муравьева последней весточки. Вместо Апостола он был в те дни оповещен младшим его товарищем…
«Почтеннейший Горбачевский. Все бумаги наши схвачены; все мы и вы известны. — Пора начинать движение: чрез 4 дни мы будем в Старом-Константинове. Дай знать о сем Спиридову и Тютчеву.