Страница:
76 из 110
Ну а уж под конец и до самого царевича дело дошло.
– Да чего хотели-то от него?
– Чтобы в каком-никаком умысле злом противу отца признался, чтоб слова свои всякие подозрительные припомнил.
– Аль на себя наговорил.
– А хоть и наговорил – разницы нет: все равно смерть ему была уготована.
– Государь, значит, совесть свою обелить хотел.
– Какую такую совесть! Что другим сказать, думал, как в Сенате объявить. Свою совесть никто не обелит – с ней, какая она ни на есть, один на один в могилу и ляжешь.
– Ну так что, признался?
– А чего ж не признаваться, когда пытали его неделю не переставаючи, с девятнадцатого до двадцать шестого июня месяца. На седьмой день, приговора не дождавшись, он и кончился, мук своих крестных не выдержал. Да, может, и выдержал бы, только слух такой идет, Александр Данилович ему помог. Крепко помог, так что в шесть часов пополудни страдалец и отошел.
– Задушил, что ли?
– Про то одна Анна Крамерн знает: только ее государь допустил тело убирать.
Это шведка-то пленная, которую сестра Анны Монсовой фрейлине Гамильтоновой подарила? Вроде бы милостями особыми государя пользовалась?
– Вишь, как все помнишь! Она и есть.
– Хоронили-то царевича как?
– Какая о преступнике государственном забота: где не сгниет, вороны расклюют.
– Да не говори ты слов таких, Петр Михайлыч, он мне теперь кажду ночь мерещиться будет, во сне приходить.
– Ну если царевич, так полбеды.
|< Пред. 74 75 76 77 78 След. >|