Печора   ::   Азаров Юрий Петрович

Вы, например, вся из полутонов, и мне непонятно, как один цвет входит в другой…

– Я прошу вас, не касайтесь меня, пожалуйста. Вам жить, а я вся в прошлом…

Видение исчезает. Зато я острее ощущаю лица моих детей в классе.

Я и теперь вижу этот мой класс в цвете. Цвет остался в памяти. Ни с чем не спутать.

Класс «А» – черный бархат с розовым: не та чернота, которая черным-черна, а та изысканность глубины темной, которая, как у Ренуара, вся в свету, в солнечных бликах, в полнокровии цвета. Цвет на качелях в голубой листве… Может быть, оттого, что классная комната была в самом солнечном месте: лица всегда струились в потоке света. И на улице этот класс вижу. От морозной легкости еще тоньше розовость оттенков. Лица вобрали всю белизну снега, рею солнечность морозного серебра. И по белой парче рубиновое звучание – это Оля Бреттер плывет, едва заметное плоскостопие, ноги в унтах – посредине цветной узор, точно из снега красная брусника к ногам кинулась. И стремительность скольжения Светы Шафрановой. На ней черное пальто в рубчик. И белая шаль, не розовая, а ослепительно белая, и лицо белое, и на нем как высеченные резцом дуги бровей и смеющиеся глаза. В ней все совершенство – и этого-то будто никто и не замечает.

И Юля Шарова – голубое на белом снегу; пальто голубое, валенки голубые, глаза бирюзой. И мальчишки – строгая линия, черно-белая гамма, спортивные куртки, белые воротнички. Всматриваюсь в фотографию. В центре Валерий Чернов – лучший математик и круглый двоечник, помешался на лошадях и собаках, влюблен в Свету Шафранову, и она к нему как-то странно относится.