JК
Повесть о Гэндзи (Гэндзи-моногатари) (Том 2) :: Сикибу Мурасаки
Страница: 83 из 467Опустив решетку, дамы зашептались:
- Ах, как благоухает сиденье! Воистину, неизъяснимый аромат!
- О да, господин министр -само совершенство. Вот уж действительно заставили цветы вишни распуститься на ветках ивы (178).
- Так, и все же не к добру...
Гэндзи перешел в Западный флигель, но, прежде чем войти в покои, долго лежал на галерее, погруженный в глубокую задумчивость. Приказав повесить светильник подальше, он призвал к себе дам, чтобы развлекали его, рассказывая разные истории.
Гэндзи не мог не понимать, что сердце его до сих пор во власти безрассудных страстей. "В мои годы это недопустимо, - думал он. Разумеется, прежде я вел себя еще неосторожнее и легко впадал в заблуждения, но то были ошибки неразумной юности, будды и боги, должно быть, простили меня. Теперь я, несомненно, стал рассудительнее и научился проявлять самообладание, ранее мне несвойственное". Эта мысль принесла ему некоторое облегчение.
Оставшись одна, него с мучительным стыдом вспоминала свой ответ Гэндзи. "К чему это высокопарное признание в любви к осени?" - раскаивалась она и, не умея отвлечься от этих мыслей, в конце концов почувствовала себя совсем больной. Гэндзи, встревоженный состоянием него, то и дело заходил ее навестить, причем не выказывал при этом никаких других чувств, кроме родительской нежности, правда, быть может, несколько чрезмерной.
- Предпочтение, оказываемое госпожой нёго осени, весьма трогательно, как-то сказал он госпоже из Западного флигеля, - но не менее понятна и ваша любовь к весенним рассветам.
- Ах, как благоухает сиденье! Воистину, неизъяснимый аромат!
- О да, господин министр -само совершенство. Вот уж действительно заставили цветы вишни распуститься на ветках ивы (178).
- Так, и все же не к добру...
Гэндзи перешел в Западный флигель, но, прежде чем войти в покои, долго лежал на галерее, погруженный в глубокую задумчивость. Приказав повесить светильник подальше, он призвал к себе дам, чтобы развлекали его, рассказывая разные истории.
Гэндзи не мог не понимать, что сердце его до сих пор во власти безрассудных страстей. "В мои годы это недопустимо, - думал он. Разумеется, прежде я вел себя еще неосторожнее и легко впадал в заблуждения, но то были ошибки неразумной юности, будды и боги, должно быть, простили меня. Теперь я, несомненно, стал рассудительнее и научился проявлять самообладание, ранее мне несвойственное". Эта мысль принесла ему некоторое облегчение.
Оставшись одна, него с мучительным стыдом вспоминала свой ответ Гэндзи. "К чему это высокопарное признание в любви к осени?" - раскаивалась она и, не умея отвлечься от этих мыслей, в конце концов почувствовала себя совсем больной. Гэндзи, встревоженный состоянием него, то и дело заходил ее навестить, причем не выказывал при этом никаких других чувств, кроме родительской нежности, правда, быть может, несколько чрезмерной.
- Предпочтение, оказываемое госпожой нёго осени, весьма трогательно, как-то сказал он госпоже из Западного флигеля, - но не менее понятна и ваша любовь к весенним рассветам.