Повесть об уголовном розыске   ::   Нагорный Алексей Петрович

Он пытался втолковать ей, что есть такое понятие, как "вкус", "красота", "идет" или "не идет", но у него ничего не получалось - Таня обижалась и начинала плакать. Довод у нее в таких случаях был один: "Где нам, деревенским, против вас, городских". И тем не менее Генка любил ее - по-настоящему, беззаветно, той первой, истинной любовью, которая так редко выпадает женщинам. Но если бы его спросили: "За что?", как однажды спросила его об этом Маша, он не смог бы ответить. Он был искренне убежден, что любовь нельзя переложить в формулу, она иррациональна и ни в каких объяснениях не нуждается.

– Нравишься, - сказал он натянуто. - Я уезжаю на фронт.

– На фронт? - изумился Егор. - А чего на него уезжать? Он вот, отсюда слыхать.

– Я еду туда, куда пошлют. Разве это не все равно, Егор Васильевич.

– Все равно. Пуля везде весит девять граммов. Да ведь ты, я думаю, в особый отдел пойдешь, поскольку ты опер.

– Нет. Я буду командиром пехотного взвода, - сдерживая раздражение, сказал Генка.

– Ну и дурак! - развеселился Егор. - В особом тебе и чины, и ордена, и всех забот - людям нервы портить, а в окопах и убить могут. - Он опрокинул еще одну стопку и с хрустом заел огурцом.

– Чего мне вас убеждать, - вяло сказал Генка. - Вы всех скопом дегтем мажете, а это, между прочим, подло. Хватит об этом. Я к Тане пришел.

– Ишь ты, - презрительно протянул Егор. - К Тане. Коли тебе нечего мне возразить, так и скажи. А от ответа уходить нечего.

– Мама просила тебя прийти, - сказал Генка.