Славянская тетрадь   ::   Солоухин Владимир Алексеевич

Набросились, ноги ему отрубили,

А отрубивши, снова спросили:

– Теперь отдаешь ли, балканец гордый,

Красавицу Яну в турецкую веру?

– Нет, воевода, отдам тебе голову,

Сестру не отдам в турецкую веру.

С ножом набросились, ослепили.

И в этот раз ничего не спросили.

Уводят, уводят красавицу Яну

С гор, через поле в турецкую веру.

– Оставайся с богом, брат мой Йова!

– С богом прощай же, милая Яна!

Ног моих нету – тебя проводил бы,

Рук моих нету – тебя обнял бы,

Глаз моих нету – тебя увидеть.

Уводят, уводят красавицу Яну

С гор, через поле в турецкую веру.

Не то чтобы, как это было в Петриче, в корчме, все вдруг встали и запели вслед за нами – как-никак столица. И публика в ночном баре другая, нежели в простонародной корчме. Но все же не могла не пронять песня даже и эту публику. За соседними столиками подпевали. Поодаль слушали одобрительно и просветлев. Джаз замолчал на это время. Человеческий смысл, человеческий дух хотя бы на пять минут восторжествовал даже в таком вертепе, каким является всякий ночной бар, где бы он ни был: в Софии, в Будапеште или Марселе.

Снова, в который уж раз я убедился, что, пока существует народная культура: песня ли, вышитое ли полотенце, резной ли потолок в жилом доме, старинный ли храм, воздвигнутый народом, – неизбывная твоя любовь к родине, пока все это существует, абстрактная живопись, абстрактная музыка, абстрактная поэзия, абстрактное, в конечном счете, отношение к родине не смогут победить народ.