В круге первом (том 2)   ::   Солженицын Александр Исаевич

И, наверно, ушел, Рубину показалось, что и боль чуть уменьшилась. Он опять стал мерно ходить по коридору. ... А сквозь память тянулись воспоминания, которых совсем не хотел он возбуждать. Которые забыть - значило исцелиться. Вскоре после тюрьмы, заглаживая вину перед комсомолом и спеша самому себе и единственно-революционному классу доказать свою полезность, Рубин с маузером на боку поехал коллективизировать село. Три версты босиком убегая и отстреливаясь от взбешенных мужиков, что тогда видел в этом? "Вот и я захватил гражданскую войну." Только. Разумелось само собой! - разрывать ямы с закопанным зерном, не давать хозяевам молоть муки и печь хлеба, не давать им набрать воды из колодца. И если дите хозяйское умирало - подыхайте вы, злыдни, и со своим дитем, а хлеба испечь - не дать. И не исторгала жалости, а привычна стала, как в городе трамвай, эта одинокая телега с понурой лошадью, на рассвете идущая затаенным мертвым селом. Кнутом в ставенку: - Покойники 'е? Вын'осьтэ. И в следующую ставенку: - Покойники е? Выносьтэ. А скоро и так: - Э! Чи тут е жив'ы? А сейчас вжато в голову. Врезано каленой печатью. Жжет. И чудится иногда: раны тебе - за это! Тюрьма тебе - за это! Болезни тебе - за это! Пусть. Справедливо. Но если понял, что это было ужасно, но если никогда бы этого не повторил, но если уже отплачено? - как это счистить с себя? Кому бы сказать: о, этого не было! Теперь будем считать, что этого не было! Сделай так, чтоб этого не было!.. Чего не выматывает бессонная ночь из души печальной, ошибавшейся?..