В круге первом (том 2)   ::   Солженицын Александр Исаевич

Его теснят, нигде не выставляют, эту картину он пишет тайно, и после смерти, может быть, ее тут же и опечатают. - Что же на ней? - С чужих слов, не ручаюсь. Говорят - простой среднерусский большак, всхолмлено, перелески. И по большаку с задумчивыми лицами идет поток людей. Каждое отдельное лицо проработано. Лица, которые еще можно встретить на старых семейных фотографиях, но которых уже нет вокруг нас. Это - светящиеся старорусские лица мужиков, пахарей, мастеровых - крутые лбы, окладистые бороды, до восьмого десятка свежесть кожи, взора и мыслей. Это - те лица девушек, у которых уши завешены незримым золотом от бранных слов, девушки, которых нельзя себе вообразить в скотской толкучке у танцплощадки. И степенные старухи. Серебряноволосые священники в ризах, так и идут. Монахи. Депутаты Государственной Думы. Перезревшие студенты в тужурках. Гимназисты, ищущие мировых истин. [188] Надменно-прекрасные дамы в городских одеждах начала века. И кто-то, очень похожий на Короленко. И опять мужики, мужики... Самое страшное, что эти люди никак не сгруппированы. Распалась связь времен! Они не разговаривают. Они не смотрят друг на друга, может быть и не видят. У них нет дорожного бремени за спиной. Они - идут; и не по этому конкретному большаку, а вообще. Они {уходят}... Последний раз мы их видим... Герасимович резко остановился: - Простите, я должен побыть один! Он круто повернулся и, оставив художника с поднятою рукою, пошел в обратную сторону. Он горел. Он не только увидел картину резко, как сам написал, но он подумал, что... Обутрело.