Жаркий июль   ::   Самбук Ростислав Феодосьевич

Женщина, не раздумывая, ткнула пальцем с обломанным ногтем в фотографию Пашкевича и почти торжественно воскликнула:

— Он! Вот это он, ей-богу, он, и я утверждаю это вполне категорически!

Занеся в протокол её показания, Крушельницкий отпустил понятых ипопросил женщину присесть. Она по-хозяйски расположилась у стола, положила на колени большую сумку и сразу же перешла в наступление:

— Куда вы смотрите! Простой народ обманывают, последние деньги отбирают, а милиция где? Где, я вас спрашиваю, и можно ли такое допускать?

— Удивляюсь я вам, Галина Григорьевна, — засмеялся Крушельницкий, — такая умная женщина, а обвели вас вокруг пальца, как ребёнка.

У него был незаурядный опыт, у этого Толи, и ему сразу удалось сбить наступательный пафос женщины. Галина Григорьевна как-то жалобно посмотрела на него и объяснила:

— Но ведь такие красивые ковры! И я давно хотела именно красный с цветами.

— За триста пятьдесят шесть?

— Узор… — вздохнула она. — И цвет… Как раз к нашей мебели.

— Ковры продают в магазине, а не на улице. Это вам не пирожки.

— Не пирожки, — согласилась она. — Черт попутал.

— Вот мы и выяснили, что и без вашей вины не обошлось.

— Очередь же была, и вроде все официально.

— »Вроде»! — ухватился за слово Толя. — Только вроде… И никто не догадался попросить у них документы, администратора позвать из магазина.

— Думали, что этот лысый…

— Ну, хорошо… А кассирша?.. Опишите её внешность. — Достал из папки лист бумаги. — Вот тут записано: брюнетка, брови густые, высокая причёска… Все говорят: красивая. А точнее? Красивые, они тоже разные.

— Конечно, — согласилась Галина Григорьевна. — А эта как кукла.