Жаркий июль   ::   Самбук Ростислав Феодосьевич

— Скажите, Максим Сидорович, ваш сын часто писал из Алжира?

— Не так уж и часто, одно-два письма в месяц…

— И вас не удивило, что из Алушты не получили ни одного?

— Так то из Алжира, а из Алушты о чем писать?

— Ну, что благополучно доехал, хорошо устроился… Была куда-нибудь путёвка или просто так?

— Нет, дикарём. Женя хотел поездить по Крыму: интересно, знаете, машина новая.

— Какого цвета?

— Белая-белая, как снег.

— А вы просили его писать?

— Наказывал: как приедешь, обязательно напиши.

— В Алуште были у него знакомые или рассчитывал на автостоянку?

— Говорил, там платная стоянка у самого моря. Если не устроится, то в Ялту или в Севастополь.

— Много вещей взял с собой?

— Не очень. Ну, чемодан да ещё магнитофон… Японский у него, — не удержался, чтобы не похвастаться, — там, за границей, купил.

— Никуда не собирался заезжать?

— Говорил: на следующий день — в Крыму.

— А может, девушка?..

— Если бы так… — махнул рукой Максим Сидорович. — Жене уже под тридцать, а не женат. Я ему: так всю жизнь прозеваешь, вон какие по Крещатику шлендрают, а он: успею. Не очень интересовали его девчата.

— А Женя их?

— Почему бы нет? Парень, хотя и помешался на чертежах, собою видный, весь в мать, а она в первых арсенальских красавицах ходила. Рано померла, когда Женя десятый кончал. Не успела и сыном погордиться.

Я подумал: неизвестно, что тяжелее: не успеть погордиться сыном или пережить его, а боль, которую, возможно, узнает этот симпатичный старичок, будет невероятной.