Жаркий июль   ::   Самбук Ростислав Феодосьевич

Этот нахал задурил ей голову, а много ли надо женщине, когда кажется, уже ничего ей не светит?

— А как попал к вам Григорий Жук? — спросил Дробаха.

— Друг Олега. Он приехал на несколько дней, потом отправились в Киев. Олег должен был помочь ему в каком-то деле. Когда вернулись, я поехала в командировку в Днепропетровск. Олег попросил, чтобы Григорий пожил до моего возвращения, а позавчера устроили прощальный ужин. Все было так хорошо. Григорий, правда, несколько перебрал… — Коцко нервно скомкала одеяло, и я понял, что ей стало плохо.

Дробаха тоже заметил это, нагнулся над койкой и сочувственно сказал:

— Извините нас, пожалуйста.

Лицо Галины Микитовны сразу как-то посерело, она вымученно улыбнулась.

— Он был таким весёлым и милым, а сам… — Она не договорила и только слабо махнула рукой.

Врач, сидевший с противоположной стороны койки, сделал знак, что разговор надо кончать, и мы вышли из палаты. Кольцов нетерпеливо шагнул нам навстречу, и Дробаха не стал испытывать его терпения.

— Пашкевич? — лаконично спросил он. — Олег Владимирович Пашкевич?

Саша задумался лишь на несколько секунд.

— Аферист, — уверенно ответил он. — Жулик и аферист с размахом. Отсидел десять лет. Наш, местный, криворожский…

Меня все же не оставляли сомнения.

— Жулики редко идут на мокрое дело. Что-то я не припомню…

— Не забывайте о Жуке, — вставил Дробаха, — который в Киеве назвался Василем.