Жаркий июль   ::   Самбук Ростислав Феодосьевич

Крушельницкий сразу заметил это и подбодряюще подмигнул.

— Делаешь успехи, — сказал он, — такую девку и с первого взгляда.

— В этом что-то есть… — Я придвинул тарелку, положил буженины. — На Марий мне должно везти, если наоборот — труба. Понимаешь, надо найти какую-то Марию — продавщицу с Пекарской. Есть у вас такая улица?

— Э! — выдохнул Толя без энтузиазма, — Есть, и довольно длинная. И живут на ней Марии, Марички, Машки и Мурки. Но выпьем не за твою Марусю, а за нашу встречу, — ко всем чертям такие встречи, хоть бы раз увидеться без дела.

Мы выпили по рюмке, хорошо закусили, и я рассказал Крушельницкому о Пашкевиче, его преступлении, и как мы вышли на след львовской Марии — продавщицы. Или, может, официантки?

Вот Маричка уже несёт нам лангеты, улыбается ещё издали, а у меня мысли чёрные: а что, если эта Мария с Пекарской?

Девушка поставила блюда, принялась убирать использованную посуду, а Толя, словно прочитав мои мысли, спросил:

— Где ты живёшь, Маричка?

Она игриво посмотрела на него, потом перевела взгляд на меня — все же придётся признать вам, товарищ майор, что я обошёл вас на повороте, — чуть-чуть пожала плечами и ответила на вопрос вопросом:

— А зачем вам?

— Может, проводить хочу. Или далеко?

— Для вас — далеко.

А она молодец, девушка: не каждая даст отпор Крушельницкому.

Толя несколько смутился и пошёл на попятный.

— А его в провожатые возьмёшь? — кивнул на меня.