Жаркий июль   ::   Самбук Ростислав Феодосьевич

Разве мало таких профессий?

Львов всегдапоражает меня своей, так сказать, каменной целостностью. Я бывал тут дважды или трижды и каждый раз испытывал ощущение какой-то подавленности перед кирпичными великанами, которые стоят плечом к плечу, опираются друг на друга и, кажется, смотрят на тебя, как на букашку: неосторожное движение — и раздавят без сожаления…

Пекарская оказалась точно такой же улицей — населённой каменными и холодными великанами.

Дома стояли впритык, словно гордясь своей сплочённостью, нависали над брусчаткой, над вымощенными каменными плитами тротуарами, после дождя была мокрая, отполированный гранит брусчатки блестел, и казалось, что среди застывшей средневековой немоты ползёт такая же безмолвная, медлительная и неумирающая змея.

И ни одного деревца в этом каменном мешке.

— Ну и ну… — повертел я головой.

Крушельницкий сразу понял меня.

— Это тебе не каштановый Киев. Средневековье!

Машина ехала медленно, минуя ещё более узкие боковые переулки.

Оставили позади столовую или чайную, возле которой что-то доказывали друг другу не совсем трезвые мужчины, дальше улица несколько расширилась, появились деревья. Однако дома все же стояли впритык, и я подумал, сколько народу живёт в них, — вот проклятая Мария, не могла поселиться на маленькой уютной улице…

Нумерация на домах приближалась к сотне, слева появились здания явно служебного назначения.

— Мединститут, — пояснил Крушельницкий. — Дальше — Лычаковское кладбище.