Зори над городом (Повесть о верном сердце - 3)   ::   Кононов Александр Терентьевич

У Персица лицо стало несчастным. Он, конечно, уже раскаивался в том, что привел сюда Шумова.

Киллер вопросительно посмотрел на Ирину Сурмонину. Та еле заметно кивнула ему головой, и он начал не торопясь, посасывая губами, почему-то хмыкая, покашливая, и все время оглядываясь по сторонам:

- У Федора Сологуба мне рассказали: на вернисаж, э-кхм, новой живописи пришел один... э-э, пейзанин. Одет традиционно: лапти, армяк. Думали: возможно, стилизован под мужичка? Э, нет - настоящий сермяжник, натуральный, без притворства. Художник, который на вернисаже объяснял содержание картин, прямо-таки оказался в тупике: ну как такому дяде что-нибудь растолкуешь? Там была одна картина - круг из золотой бумаги, перечеркнутый черной линией, потом - треугольник рядом; подпись "Наполеон"... Пока, однако, художник раздумывал, мужик вдруг как зевнет во весь рот: "Чаво там толковать, ето нам знакомо, неоимпрессионизм, и боле ничаво".

Ирина искоса поглядела на Гришу и отвернулась.

"Это они про меня". Гриша, сообразив это, даже не рассердился:

- Значит, художнику все-таки приходится объяснять содержание таких картин?

- Приходится ли художнику... э-э... объяснять? - Киллер пожал плечами. - Да это его обязанность!

- Но обязанность вызвана, должно быть, тем, что картины публике непонятны?

- Речь идет, - вмешалась Ирина, - об искусстве для избранных. Во всяком случае - не для толпы. Не для масс.