А внизу была земля   ::   Анфиногенов Артем Захарович

В сжатые сроки Борису столько предстояло проверить, что его всегдашняя мука, что ему никогда не удавалось проявить своих возможностей в полную меру, становилась невыносимой; отчаявшись, он в конце концов положился па выучку товарищей по строю, и эта невольная мудрость внутренне его раскрепостила. "Семнадцатую" Гузора у меня не получит", - сосредоточился Силаев на важном для него обстоятельстве. Сам он вынужден был от "семнадцатой" отказаться: на "семнадцатой" не стоял радиопередатчик и служить теперь лейтенанту, занявшему командный пост, обеспечивать управление боем она, увы, не могла. "На откуп слабоватому Гузоре я ее не отдам", рассудил Борис. Утрясая состав, он доверил свою родимую Бороде, светлобородому летчику, появившемуся в полку на Молочной и подкупавшему умением делать все, что ему поручалось, с какой-то заразительной истовостью. К "семнадцатой" новый владелец подвалил, как завзятый лошадник к племенной кобыле: "Но, милая, балуй!" - дружески потряс он ее за лопасть винта. "С ней так не надо", - огорчился Силаев, усомнившись в Бороде. Как всегда в минуты возбуждения, глаза Бориса не косили, но теснее сдвигались к переносице, поверх голов он выискивал Конон-Рыжего. Искупать свою вину Конон-Рыжему предстояло в экипаже Бороды. Развести Степана и Гузору, а главное, оставить стрелка под покровительством мистических знаков, оберегавших уязвимые узлы "семнадцатой" и таких успокоительных для них обоих, - в этом состоял смысл единственного, по сути, решения, проведенного в жизнь молодым ведущим Силаевым.

Конон-Рыжий, остановленный на полпути Урпаловым, стоял к Борису спиной. Урпалова он слушал нехотя.