А внизу была земля   ::   Анфиногенов Артем Захарович

И пожарную машину, и дежурного врача, но существо положения не менялось: хозяйничали в августовском небе Сталинграда немцы; порой инспектору казалось, что он слышит беззвучный лепет отчаянья и решимости: "Дайте сесть!.. Дайте сесть, и я начну!.." - наивная попытка молодого, впервые пришедшего на фронтовой аэродром, выставить противнику какие-то условия. Чуткость, с которой улавливал Потокин это осознание новичками собственной беззащитности, была повышенной, болезненной не только потому, что война учит жертвами, где ошибка, там и кровь, но и потому, что в душе он считал себя ответственным аа эту кровь.

В лучшем случае - сесть давали.

В лучшем случае "мессера" опаздывали, вновь прибывшие успевали заправиться, отведать фронтового харча... не больше: час первого боевого вылета вступал в свои права.

Неповторимый час. "Должно быть, похож на мать!" - замечал Потокин среди отобранных на задание летчиков чьи-то сведенные брови и приоткрытый, детской свежести рот; как трогательна, как обнажена в молодом лице его доверчивость и мягкость... "Не в отца, в мать", - решал инспектор. И эта сосредоточенность душевных сил на одном придавала ему уверенность... Но то, что он принимал за собственную проницательность, было лишь волнением стартовой минуты, желанием уверить себя в счастливом исходе вылета.

- Бомбы сбрасывать умеешь? - спрашивал Потокин.

- Да.

- На полигоне бомбил?

- Один раз. В ЗАПе.

- Один раз?

- Да.

- Попал?

- Нет.

- Сейчас полетишь и попадешь.

- Хорошо... Согласен.