Алтайские сказки   ::   Иванов Всеволод

Куян сел около кошмы, расшитой шелком, у ног бога. Сам на листья смотрит, облизывается, а сам говорит...

А так как все время облизывался - хорошо у Куяна выходило. И степь, будто не степь, а кумыс столетний. Колки - не колки, будто аракчины, каменьями разукрашенные, по степи разложены.

Ладно.

Койонок крякнул одобрительно:

- Эк!.. вот заяц!

Спокойно ему стало. Уснул. С кошмы свалился.

Заяц сейчас к березе, давай листья жрать. До того нажрался, брюхо как шишка кедровая крепкое стало.

Нажрался, уснул.

Ладно.

Богу-Койоноку снятся сны дурные. Неприятные для бога сны, - то лошадь уросит, то вместо айрана грязь пьет.

Еле проснулся.

Чует - затылок ему солнце печет.

- С чего бы это, - думает, - тень всегда хорошая была.

Смотрит - на березе половины листьев нет.

А Куян рядом спит.

Одна лапа на брюхе, во рту торчит половина листочка.

Койонок озлился, фыркнул:

- Что ты наделал? А?

Заяц вскочил и от сытости говорит не может.

- Тьфу! - сказал Койонок. - Какая рожа паршивая. Ступай.

И в наказанье сказал:

- Будет тебе, обжора, лучшей пищей кора - осиновая, горькая.

Поднялся, начал листья новые делать.

Ладно.

Вот когда осенью лист на березе зажелтеет, заяц боится подойти к коре. Трясется, душа у него прыгает.

Я говорю:

А идет. Трясется, а идет.

Жрать надо.

IV.

АЮ.

Говорит Уртымбай:

- Хочу медведя-Аю убить.