Истоки (Книга 2)   ::   Коновалов Григорий Иванович

Истерики бессердечные. Не спросят, почему и при каких обстоятельствах в плен попал. Даже с точки зрения холодной арифметики мыслимо ли всем стреляться? Однако солдаты не психопаты. Знаешь, Миша, я сам пойду с тобой в ту комиссию. Заодно пусть и меня судят, ведь я был в плену целых пять часов, - сказал Александр.

Удивилась этому признанию одна Лена, а Юрий и отец только переглянулись. Михаил же, кажется, даже не слышал:

- Не верят человеку! В этом непростительный грех.

- Миша, я, твой отец, верю тебе. Только не думай так. И там не говори так.

- Да, не говори, - поддержал отца Юрий.

Тяжелое замешательство вызвали у Лены эти слова отца и брата. Впервые они советовали Михаилу скрытничать, и она поддакнула им, стыдясь за себя.

Михаил вышел из-за стола, горе кидало его из угла в угол. За многие годы молчания хотел наговориться вдосталь. Уголки толстогубого рта запенились, а он не мог остановиться.

Он сам не знал, когда и кто внушил ему прежде казавшуюся дикой, а теперь правомочной мысль, что в конце концов имеют основания покарать его - уж очень разношерстный.

- И я улучшусь. Стану лучше не для Иванова-Волгаря - поэта и чиновника. А для себя, для вас. Я пойду.

Юрий усадил Михаила за стол между собой и Александром, напротив отца и Лены.

- Никуда ты не пойдешь, Миша. Я беру тебя под свою ответственность. Это решение семейного совета.

- Вот-вот, ответственность! А ты, Юрас, поверь мне просто, без всякого заклада ответственности.